Айфон в заднем кармане джинсов подал сигнал. Старуха навострила уши.

– Шуми меньше! Хозяин тишину любит. Меньше шуми, понял!

– Гм. Ладно. Постараюсь…

Первое знакомство с соседями удалось на все сто. Старая карга совсем из ума выжила. И Хлестов, зараза, как назло, застрял в пробке на объездной.

– Хозяин мясцо любит. Тишину любит. А ты Его люби.

– Спасибо, бабушка, мы уж как-нибудь сами, – этот балаган пора было прекращать. Игорь подхватил пакеты. – Найдем с этим вашим хозяином общий язык.

Она докурила сигарету до фильтра, а затем слизнула его и принялась активно жевать, даже не поморщившись, когда несколько затухающих искр зашипели на влажных от слюны губах.

– Язык… ням-ням. Хозяин вырвет твой язык, дурень, и сожрет, не подавится.

Старая рухлядь (II)

Прихожая встретила гробовой тишиной. Пространство перед ним наполняли тени. Игорь щелкнул выключателем, разгоняя сгустившийся мрак.

– Вот так-то, – сказал он. Фраза канула в никуда: эха здесь не было.

– Вот так-то! – повторил он громче, все равно что бросил рыцарскую перчатку в пустоту комнат, вызывая на поединок то, что могло там скрываться.

«Хозяин тишину любит. Люби Хозяина. Корми Хозяина».

– И никаких тебе барабашек, старая идиотка.

В будущей детской, которую он про себя уже стал называть «комната Павлика», паутины по углам прибавилось. Игорь достал из пакета совок и веник.

«Где есть паутина, найдутся и пауки», – пугал отец в свое время. В их старом доме в Торжке паутины хватало. Особенно много ее стало после того, как родители развелись и мать уехала с другим мужчиной на Север. Игорь никогда не мог простить ей этого. Того, что она предала, бросила его и отца. Ему казалось, что женщина ее возраста – а мать была старше своего мужа и старше любовника – должна быть мудрее, заботливей. Усидчивее, в конце концов. И та была такой до тех пор, пока не встретила своего юного принца с огромным, как у афроамериканского баскетболиста, членом и микроскопическим мозгом.

«Седина в бороду, бес в ребро. С бабами так тоже бывает, – говорил батя. – Ты уже взрослый, все понимаешь», – повторял он Игорю-подростку.

Но Игорь не понимал и не хотел ничего понимать. Смотрел изо дня в день, как спивается отец, и думал, что у него все должно быть иначе. У него будет идеальная жена, идеальная жизнь, без сюрпризов и, главное, без предательства.

Но поиски подходящей девушки затянулись, так что долгими ночами на съемных квартирах – сначала в Твери, а затем и в столице – он часами не спал: в темноте ему чудился, как в одиноком, лишенном света материнской заботы детстве, их шорох. Шорох паучьих лапок.

В комнате Павлика не будет никаких пауков. С этой мыслью Игорь принялся расчищать углы, наматывая на веник прозрачные липкие нити.

Когда дело дошло до дивана, карман снова завибрировал, но теперь уже беззвучно. Странно, Игорь не мог припомнить, чтобы отключал звонок. Надо бы в мастерской поковырять, разобраться.

Хлестова в школе обзывали «кабаном», потому что он и правда только что не хрюкал. С годами он лишь прибавил в весе, но сохранял юношескую легкость в общении и взглядах на жизнь. С собой Хлестов притащил упаковку пива. Развалился на диване, заняв его почти целиком, и вскрыл первую банку.

– Работы немного, а значит, и спешить некуда. Тем более что мне просто необходимо отдохнуть после кросса на пятый этаж, – рассудил он и, кинув Игорю еще одну «Балтику», подмигнул: – Невские сорта всегда лучшие, чувак. Здесь у вас, в большой деревне, варить пивко никогда толком не умели.

С Хлестовым они знались со школы, но после армии дорожки приятелей разошлись на несколько лет: Игорь какое-то время прозябал в Твери, Мишка же переехал в Питер, где поступил в один из местных вузов, выучился на программиста, а потом без особого успеха применил знания, когда открыл частный сервисный центр. Встретились в поезде, когда оба ехали в Москву. Тогда и решили расширить бизнес Хлестова, в складчину арендовав местечко под еще одну ремонтную мастерскую в области. Питерский филиал давно уже прогорел, проиграв конкуренцию сетевым центрам, но Мишка сохранил любовь к городу на Неве и всему, что было связано у него с Санкт-Петербургом, включая пиво.

– Поверю тебе на слово, как спецу по поребрикам и парадным, – в тон Хлестову сказал Игорь, прикладываясь к банке. – Спасибо за угощение.

– Пользуйся моей щедростью, чувак, пока я добрый.

Опустошив пару банок, Игорь почувствовал себя бодрее. Разговор с безумной старухой не был забыт, но начал казаться малозначительным и даже смешным. А еще ему нравилось присутствие Мишки, такого большого и шумного, что порой это раздражало, но только не сейчас.

– А неплохо у вас тут вообще, – отметил Хлестов и громко рыгнул. – Пардон! Глянул инфу в Сети об этом райончике. Оказалось – новострой девяностых. Вроде как планировали сразу несколько домов возвести, детский сад устроить на месте болота, парк из березовой рощи сделать. Но то ли деньги у инвестора внезапно, в стиле девяностых, хе-хе, закончились, то ли еще что. Так и осталось одно-единственное здание. Но это даже клево.

– Что, так и пишут в Интернете – «клево»?

– Не, это мне нашептали глаза и уши. О том, что здесь тихо и не видать ни души.

– Там, внизу, торчала какая-то старая мымра, – вспомнил Игорь.

– Да уж, видал! Она как гипсовый бюст в красном уголке, вся в пыли и плесенью покрылась. Напомнила мне завучиху из нашей школы, не к ночи будь помянута.

Прикончив на двоих еще пару банок, они взялись перетаскивать диван. Хлестов, кряхтя, чертыхаясь сквозь зубы и только что не пуская газы от напряжения, приподнял одну сторону. Игорь ухватил другую. От выпитого голову немного кружило, ладони вспотели, и доска, прикрывавшая дно дивана, занозила кожу, скользя по напряженным пальцам.

– Заигрались… мы с тобой… как два… великовозрастных… сукина сына, – бормотал сквозь одышку Хлестов, пока Игорь пытался вписаться в дверной проем. – Штурмуем ворота… чертовой крепости… О, ГОСПОДИ!

Раздались грохот и треск, одновременно руки Игоря с силой рвануло вниз, грозя ему растяжением и парой сломанных ногтей. Вес всего дивана в один миг обрушился на кончики пальцев, стрельнуло в пояснице. Игорь тоже вскрикнул – от боли и неожиданности – и выпустил ношу. Сам, потеряв равновесие, грохнулся на спину, впечатавшись больным местом в подлокотник.

– Живой? – спросил он, когда с трудом развернулся и увидел бледного как смерть приятеля на полу по другую сторону.

– Нога… – простонал Хлестов.

Игорь подскочил к нему, наклонился и, матерясь от натуги и нового приступа боли в пояснице, рванул на себя придавившую Мишку мебель. Убедившись, что Хлестов убрал поврежденную конечность из-под дивана, с громадным облегчением опустил проклятую рухлядь.