Тут я заметил, что он пытается говорить тем же сухим шепотом, каким приветствовал меня. Поначалу было трудно уловить этот шепот, поскольку серые усы скрывали движения губ, и что-то в его тембре сильно меня беспокоило; но, сосредоточившись, я вскоре смог хорошо разбирать его слова. Произношение явно не было местным, а язык отличался даже большей изысканностью, чем можно было предположить по письмам. – Мистер Уилмерт, если не ошибаюсь? Извините, что я не встаю поприветствовать вас. Видимо, мистер Нойес сказал, что я неважно себя чувствую; но я не мог не принять вас сегодня. Вам известно содержание моего последнего письма – но у меня есть еще многое, что я хотел бы сообщить вам завтра, когда буду получше себя чувствовать. Не могу выразить, как приятно мне лично познакомиться с вами после нашей переписки. Надеюсь, вы захватили с собой письма? А также звукозаписи и фотографии? Ноейс оставил ваш саквояж в прихожей – вы, наверно, заметили. К сожалению, нам придется отложить разговор, так что сегодня вы можете располагать своим временем. Ваша комната наверху – прямо над этой, а ванная возле лестницы. Обед для вас оставлен в столовой – через дверь направо – можете воспользоваться им в любое время. Завтра я смогу проявить большее гостеприимство, а сейчас, прошу извинить, чувствую себя слишком слабым. Будьте, как дома, – можете оставить письма, запись фонографа и фотографии здесь, на столе, прежде чем подниметесь к себе наверх. Мы с вами обсудим все это здесь – видите, в углу находится фонограф.

Благодарю вас, но ваша помощь не потребуется. Эти приступы уже давно мучают меня, так что я привык к ним. Загляните ко мне ненадолго перед сном. Я ночую здесь; я часто так делаю. Утром мне наверняка будет лучше, так что мы сможем с вами заняться нашими делами. Вы, конечно, понимаете, что мы столкнулись с проблемой колоссальной важности. Нам, единственным на земле, открылись бездны пространства, времени и знания, превосходящие все, что до сих пор было доступно науке и философии человечества.

Знаете ли вы, что Эйнштейн был неправ и что существуют объекты, способные перемещаться со скоростью, превышающей скорость света? Существуют также способы перемещения вперед и назад во времени, так что можно увидеть и ощутить прошлое и будущее. Вы и представить себе не можете, до какой степени ушли вперед эти существа в области научных знаний. Для них нет буквально ничего невозможного в области манипуляции с сознанием и телом живого существа. Я надеюсь совершить путешествие на другие планеты и даже на другие звезды и в другие галактики. Первым будет посещение планеты Йюггот, ближайшего из миров, на селенного этими существами. Это странная темная сфера на самом краю солнечной системы, до сих пор неизвестная нашим астрономам. Но я писал вам об этом. Настанет день, когда оттуда будет направлен на нас управляемый поток сознания, и планета в результате будет открыта людьми – или же один из их союзников здесь даст намек ученым.

Там, на Йюгготе, имеются огромные города -гигантские многоярусные сооружения из черного камня, подобного тому образцу, который я пытался вам послать. Он попал сюда с Йюгтота. Солнце на этой планете светит не ярче звезд, но тамошние обитатели не нуждаются в свете. Они обладают иными, более тонким органами чувств и не делают окон в своих гигантских домах и башнях. Наоборот, свет приносит им вред и мешает им, поскольку его нет в черных глубинах космоса по ту сторону пространства времени, где они обитают и откуда они явились. Посещение Йюггота свело бы с ума любого слабого человека – и тем не менее я туда отправлюсь. Черные смоляные реки, текущие под загадочными циклопическими мостами, – построенными еще более древней расой, изгнанной и забытой прежде, чем нынешние создания пришли на Йюггот из пучин бесконечности, – превратили бы любого человека в нового Данте или По, если только он сохранил рассудок, чтобы описать увиденное.

Но поверьте – тамошний темный мир грибных садов и городов без единого окна не столь ужасен, как может показаться. Только наше восприятие способно увидеть его кошмаром. Возможно, и для этих созданий тот мир представлялся ужасным, когда они прибыли туда в незапамятные времена. Они были здесь задолго до окончания сказочной эпохи Цтулху и помнят скрывшийся под водами Р'льех, когда он еще возвышался над океаном. Они были и внутри этой земли – есть такие отверстия в земной коре, о которых людям ничего не известно, – в том числе и здесь, в холмах Вермонта, – а в них великие неизведанные миры непознанной жизни; залитый голубым светом К'н – ян, залитый красным светом Йотх, и черный, лишенный света Н'кай. Именно из Н'кая явился ужасающий Тсатхоггуа – это, знаете ли, бесформенное, жабоподобное божье создание, упоминающееся в «Некрономиконе» и цикле легенд «Комморион», сохраненным для нас первосвященником Атлантиды по имени Кларкаш-Тон.

Но об этом мы с вами поговорим позже. Сейчас уже, наверное, четыре или уже пять часов. Давайте-ка принесите все, что вы привезли, потом сходите перекусить и возвращайтесь для обстоятельной беседы.

Я медленно повернулся и повиновался хозяину; принес свой саквояж, открыл его и выложил на стол привезенные материалы, а потом поднялся в комнату, отведенную для меня. В сочетании со следами когтей, увиденными мною на дороге, слова, которые прошептал мне Эйкели, оказали на меня причудливое воздействие, а отзвуки знакомства с неизвестным миром грибовидных – запретным Йюгготом – вызвали у меня на теле мурашки, чего я, признаться, не ожидал. Я очень сожалел о болезни Эйкели, но должен признаться, что его хриплый шепот вызывал не только сочувствие и жалость, но и ненависть. Если бы он не так торжествовал по поводу Йюггота и его темных секретов!

Отведенная мне комната оказалась очень уютной и хорошо меблированной, лишенной как неприятного затхлого запаха, так и раздражающей вибрации воздуха; оставив там саквояж, я спустился вниз, поблагодарил Эйкели и отправился в столовую, чтобы съесть оставленный для меня ланч. Столовая находилась по ту сторону от кабинета, и я увидел, что кухонная пристройка расположена в том же направлении. На обеденном столе находилось несколько сандвичей, кекс, сыр, а рядом с чашкой и блюдцем меня ждал термос с горячим кофе. Плотно закусив, я налил себе большую чашку, но обнаружил, что здесь качество не соответствовало кулинарным стандартам. Первая же ложечка оказалась со слабым привкусом кислоты, так что я больше не стал пить. Во время всего ланча меня не покидала мысль об Эйкели, сидевшем в темноте соседней комнаты, в глубоком кресле. Я даже заглянул туда, предложив ему тоже съесть что-нибудь, но он прошептал, что еще не может есть. Позднее, сказал он, перед сном я выпью молока с солодом – и это будет все на сегодня.

После ланча я вымыл посуду в раковине на кухне – вылив туда кофе, которому я не смог отдать должное. Вернувшись после этого в темную комнату, я придвинул кресло к своему хозяину и приготовился выслушать все, что он сочтет нужным мне сообщить. Письма, фотографии и запись все еще лежали на большом столе в центре комнаты, но пока что мы к ним не обращались. Вскоре я перестал обращать внимание даже на непривычный запах и странное ощущение вибрации.

Я сказал уже, что в некоторых письмах Эйкели – особенно во втором письме, наиболее обширном, – были таки вещи, которые я не решаюсь повторить или даже записать на бумаге. Это в еще большей степени относится к тому шепоту, который я выслушал тем вечером в темной комнате в доме, стоявшем близ одиноких холмов. Я не могу даже намекнуть на безграничность космического ужаса, открытую мне этим хриплым голосом. Он и ранее знал много чудовищного, но то, что он узнал теперь, заключив мир с Существами Извне, было чрезмерным бременем для нормальной психики. Даже и теперь я полностью отказываюсь поверить в то, что он говорил о формировании первичной бесконечности, о наложении измерений, об угрожаемом положении наших космических пространства и времени в бесконечной цепи связанных космосов-атомов, которые образуют ближайший супер-космос кривых, углов, а также материальной и полуматериальной электронной структуры.