— Глупый план. На что ты рассчитывал? Согласись я на подобный вызов, меня бы не поняли ни мои люди, ни султан, ни Аллах. А уж если бы я ещё и проиграл… Может у вас и принято решать подобные споры поединком, но у нас другие обычаи и законы.

— Если бы ты отказался, я бы бросил вызов твоим воинам и кидал бы его снова и снова, искушая их жадностью, пока ты бы не передумал.

— Не знай я кто ты, вдоволь посмеялся бы над такими словами. Но я знаю, а ещё видел останки демона, зарубленного перед башней. Это ведь ты в одиночку въехал в Маргат, рубя нерадивых стражников как гнилую капусту, а потом, как ни в чём не бывало, пришел к тамошнему эмиру с мешком серебра, предлагая выкуп за единоверцев?

Он требовательно уставился мне в лицо, и я неохотно кивнул.

— Если бы я лично не присутствовал здесь и сейчас, нипочём бы не поверил. И султан тоже не поверит, даже если я поклянусь, что видел то, что видел, собственными глазами. Что ж, я верю, что тебе хватило бы храбрости или безумия бросать вызов моим отборным воинам одному за другим и рассчитывать на свою победу. Но что бы ты стал делать, если бы я не устрашился и просто запретил бы им принимать твой вызов?

— Я бы просто уехал.

— Просто уехал?

— Да, я предупредил брата Риккардо, что если ты откажешься от поединка, то не стану штурмовать ни Красную Башню, ни Белый Замок.

— Даже не знаю, смеяться мне или восхищаться. Штурмовать Белый Замок? Ха! Впрочем, Маргат тоже был крепким орешком, а в моём гарнизоне хватает христиан. Может и низариты есть, кто знает? В любом случае, твой план бы не сработал. Я верю в Бога, и не собираюсь идти против Его воли, но проблема в том, что мне просто не поверят. Тем более что идёт война.

— Я понимаю, и не собирался требовать от тебя Белый Замок или что-то совсем уж невероятное. А мои разногласия с султаном ещё можно попробовать решить миром. Формально, между мною и им нет войны.

— Ха! Ты можешь попробовать, конечно. Но мудрее будет поступить иначе. Султан не поверит в нападение демонов, но охотно поверит в мою измену, если я отдам его врагам даже самое захудалое укрепление. Даже если он не подумает об этом, то в его окружении найдутся люди, которые обязательно нашепчут нужные мысли. Но ещё охотнее все поверят в то, что тамплиеры смогли захватить Красную Башню силой. Тем более что битва была, и я потерял многих воинов, о чём султану обязательно доложат, даже если я сам этого не сделаю. Война есть война и потери на ней неизбежны. Если султан, да хранит его Аллах, победит, то его армия двинется по побережью на север, и вы сами оставите это укрепление, так как оборонять его будет бессмысленно, и непосильно для вас. И оно просто вернётся ко мне без боя. Если же Аллаху будет угодно даровать победу неверным, то никто не упрекнёт меня в этой потере, в силу её ничтожности на фоне такого поражения. Если же ты договоришься с султаном о мире, то да будет так.

— Ты предлагаешь солгать о том, что мы сражались друг с другом, умолчав о демонах?

— Нет, конечно, — эмир поморщился, — это бессмысленно, так как для этого людям надо было бы отрезать их языки, причём даже этой меры бы не хватило. Я предлагаю рассказать людям правду, подчеркнув, что мои люди понесли большие потери, и я был вынужден отступить. Окружающие сами домыслят себе остальное. Что до самого этого места, то оно осквернено демонами, и я даже не знаю, какие очистительные обряды потребуются для того, чтобы кто-то захотел поселиться в этих стенах.

— Если в крепости не оставить гарнизон, то в ней могут поселиться разбойники.

— Не думаю, что за несколько месяцев тут успеют завестись разбойники. А там и война завершится, так или иначе. Если же рыцари Храма решат оставить свой гарнизон в проклятом месте, то это будут их трудности. Но если их разъезды начнут тревожить моих людей, то я буду считать нашу договорённость расторгнутой.

Внезапно в окружающей нас толпе люди стали расступаться, и мы отвлеклись на Хехехчин с Избранной, над головой которой продолжала висеть отметка божественного покровительства. Девушки приблизились и остановились, соблюдая приличия. А я поспешил их представить.

— Эта благородная дама — Мария, дочь визиря ильхана Аргуна. После того как мусульманские заговорщики предали и отравили своего хана, его визиря схватили и казнили, а её продали в рабство. Но Камень призвал её на службу Богу, прямо из рабского загона, а она приняла новое имя, поскольку старая жизнь для неё закончилась.

Эмир некоторое время молчал, а потом вежливо наклонил подбородок, первым приветствуя отмеченную Благодатью.

— Если это правда, то предатели совершили немыслимый грех, каковы бы ни были их помыслы.

Мария спокойно кивнула в ответ, воздержавшись от слов.

— Принцесса монголов Хехехчин, родственница великого хана монголов Хубилая, невеста умершего хана Аргуна. В связи с заговором в столице ильханата, она прибыла к своим единоверцам-христианам, вассалам своего жениха, дабы не попасть в жадные руки слуг египетского султана.

Это был удар, который аль-Хасан ибн Аби не сумел сдержать. Его лицо дрогнуло.

— Ваше высочество, — я склонился в лёгком поклоне, — не соблаговолите ли вы…

Я прервался, поскольку Хехехчин вздохнула и сунула руку в котомку на своём боку, извлекая тубус со свитком. Его она передала Марии, а у той верительные грамоты принцессы с полупоклоном принял уже я.

Сарацин щёлкнул в воздухе пальцами, и откуда-то из-за его спины к нам поспешно протолкались двое. Изучение бумаг не заняло много времени, а после эмир, а за ним и все его воины склонились в глубоком поклоне, как перед лицом императорской крови.

— Я обязан известить о вашем прибытии своего повелителя, ваше высочество, — глухо произнёс сарацин. — И я это сделаю так быстро, как только возможно.

Казалось, воздух вокруг сгустился от его слов, но приказа о нападении не последовало. Может быть, дело было в нашем статусе, может — в недавнем явлении Ангела Небесного, может — в осознании тщетности самой попытки нападения. Сам эмир как будто съёжился, но не так, как это делают трусы, а как будто на плечи его легла неподъёмная каменная плита. Думаю, все вокруг прекрасно осознали последствия присутствия в наших рядах принцессы монголов. Те явятся