– Почему же он ушел? – спросила Саша.

Альберт Андреевич пожал плечами и открыл окно пошире. Комнату наполнил запах цветущей яблони, и она тихонько улыбнулась: май – лучший месяц года.

– Ушел – и ушел, бывает такое. Он, понимаешь, всегда хотел углядеть суть вещей. Подогнать все под четкую обывательскую логику. Мы-то, туристы, всегда к снам относились, как к данности. И к ловушкам, и к монстрам всяким. А он, понимаешь, все хотел узнать, что, как, почему. Вот и ушел в свободное плавание. И я знал, что ты тоже уйдешь. С того момента, как ты пошла через Город страхов.

Саша вспомнила улицы в огне, вспомнила вопли за спиной и поежилась. С того дня началось ее огромное приключение, тогда она, тогда еще ничего не понимающая толстая маленькая школьница, пошла, как ей думалось, на свою собственную смерть, чтобы спасти незнакомого человека. И тут ее пронзила догадка. Догадка была настолько яркая и простая, что у нее помимо воли губы сами растянулись в дурацкой улыбке.

– В лодке же было два места, не так ли?

– Правильно, – Альберт Андреевич тяжело, по-стариковски крякнул. – Если бы ты испугалась идти через Город, место в лодке бы сразу обнаружилось, и мы доставили бы тебя до метро, не успела бы ты даже понять, что происходит. Обнаруживая людей в ловушке Парка, мы всегда предлагаем им идти до Города. И, понимаешь, согласилась только ты. И прошла. Ты всегда была особенной девочкой, Революционерка. И этот мир – мир снов – принадлежал тебе с самого начала. После города Страхов ты снова попала в ловушку – и этого я, честно говоря, не учел. Когда сигналка подала тревогу, мы гребли со всей силы – и, слава Богу, нашли тебя.

Альберт Андреевич допил кофе, со стуком поставил кружку с отколотым краем на подоконник и уселся рядом с Сашей, запустив руки в седые виски. С удивлением Саша осознала, какой Альберт Андреевич все-таки старый.

– Так вот, мы очень часто набираем попутчиков и развозим их по нужным станциям метро. Кто-то уходит сразу же. Кто-то остается с нами, как Атеист или Музыкант. Но было всего два случая, когда человек долго-долго оставался с нами, а потом – раз! – и ушел.

– Первым был Влад, да?

– А второй – ты. Вы с ним очень похожи. Такие маленькие – старому человеку вы всегда будете казаться детьми, уж прости – такие храбрые и такие удивительно одинокие. Вы, понимаешь, обязаны были встретиться.

– А теперь я все спустила в трубу, – от жалости к себе что-то свернулось внутри, и Саша почувствовала, как горло что-то сжало. Какой-то спазм. Говорить стало трудно, и она моргнула: мир тут же затуманился. – Я даже сны перестала видеть. Я так хочу его вернуть, Альберт Андреевич…

Альберт Андреевич лишь налил ей еще чаю. Чай приятно пах мятой и ромашкой, и Саша обняла кружку руками: так теплее.

– Пей, Революционерка, и слушай. Нехоженых троп в мире снов много, очень много, и не факт, что нам известны места, о которых знает Влад. В конце концов, он больше пятнадцати лет путешествует в одиночку. Но если мы все соберемся и пойдем его искать – то обязательно найдем.

– Но как? Там же целая вселенная…

– Милая моя Революционерка, ты действительно думала, что я бросаю своих птенцов? Помнишь книгу, которую я тебе подарил?

Сашка несмело кивнула. Альберт Андреевич улыбнулся и продолжил.

– Я чувствую каждую вещь, которую когда-то дарил людям. И, если я вдруг беспокоился о тебе, я мог поманить книгу – и она звала меня. В свое время я учил Владика водить – и даже подарил ему машину.

– Шиншилла? – Саша не могла поверить своим ушам. – Так это ваш подарок?! Я думала, он призвал его из подсознания…

– Он мог спрятать мой подарок в подсознание на долгие годы, а потом вытащить – но все это время я знал, где он и что с ним. В мире снов, конечно же. Так что не волнуйся ты так, Революционерка: найдем мы твоего друга. Всем миром найдем. Остается тебе только заснуть.

– Но я не вижу снов больше, – Саша потупилась и спрятала лицо за огромной кружкой так и не допитого чая. – Я просто закрываю глаза и просыпаюсь на следующий день. И так уже очень давно.

Альберт Андреевич замолчал, напряженно обдумывая что-то. Пальцы его, стариковские и узловатые, постукивали по скатерти, и Сашу это немного нервировало. Закричала от радости внучка Аля, всхрапнула громко Поварешка, и все стихло. Саша посмотрела в окно и увидела, как Эрик подталкивает самодельные качели, раскачивая Алю: кажется, им вовсе не мешал языковой барьер.

– Это дело поправимое, – наконец, подал голос предводитель туристов. – Я тебя, понимаешь, загипнотизирую. Дело это, конечно, не научное, но когда сны были областью науки?

Саша была ошарашена. Где-то в на соседней улице громко залаяла собака, и все стихло.

Честно говоря, она не любила все эти псевдонаучные штучки вроде гипноза: мама говорила, что гипноз используют бродяги, чтобы похищать детей и пожилых женщин. Потому таких вещей Саша побаивалась. Ведь Альберт Андреевич может сделать с ней все, что угодно, и об этом никто не узнает: мама-то думает, что Саша в школе, протирает штаны за партой и учит деепричастные обороты.

А потом Саша вспомнила Влада и его застывшие, тусклые глаза. Вспомнила его желтые от налета зубы и жадность, с которой он выкуривал единственную за много дней сигарету. Вспомнила, с какой он надеждой обращался к ней. Как они ехали всю ночь за троллейбусом и валялись на ромашковом поле, держась за руки.

И тогда Саша взяла себя в руки и кивнула.

– Делайте, как считаете нужным, Альберт Андреевич. Мне действительно нужно спасти Влада.

– Я же говорил, что эта девчонка нигде не пропадет, – усмехнулся тот и налил себе еще чаю.

Сначала хозяин дома допил свой чай, а потом, тряхнув седой кудлатой головой, вытащил из кармана джинсов старенькую кнопочную «Нокию».

– Алло? Собирай всех, мы входим в фазу. Да, сейчас. В смысле, почему не предупредил?.. Да потому что форс-мажор. Революционерка вернулась.

Он встал и поманил Сашу за собой. Около кухни находилась еще одна комнатка, совсем маленькая: дверь в нее была такая неприметная, что Саша ее даже не сразу ее разглядела. Внутри находился лишь утлый диван с торчащими пружинами и старый, покрытый пылью комод.

– Сыновья комната, но он тут редко бывает. Так, раз в полгода приезжает погостить. Ну, да это понятно, ему из Питера добираться неблизко, – пробормотал Альберт Андреевич. – Ложись и не бойся ничего.

Раньше Саша думала, что гипноз – это обязательно пассы руками и загадочные слова, которые непременно произносятся грудным угрожающим голосом фокусника. Но Альберт Андреевич не достал волшебную палочку и не предложил ей угадать карту.

– Вспомни свое самое счастливое что с тобой происходило, Саш, – он впервые назвал ее по имени за все время их общения, и от этого у девочки слегка потеплело на душе. – Самое-самое счастливое, ничем не омраченное.