Заметив в нескольких шагах от себя неподвижную, молчаливую Анжелику, барон фон Нессельхуд добавил ворчливо:

— Не думайте, сударыня, что рыцари Мальты имеют привычку всегда избегать сражений. Но я считаю своим долгом прежде всего доставить вас в Бон, коль скоро Великий магистр просил меня об этом. Мы повстречаемся с нашим противником на обратном пути.

Она поблагодарила его, но тревожное чувство не исчезло. Галера меж тем шла с приспущенными парусами; барон встал позади рулевого, чтобы взять управление в свои руки.

Черные тени скал легли на воду, скрыв проблески ночного света. Анжелику не покидали мрачные предчувствия. Их не развеяли ни удачное бегство от преследователей, ни возможность восстановить запасы воды, почти чудом найденная благодаря опыту старого монаха-моряка.

Хотя она знала, что в Средиземноморье никогда нельзя достичь цели прямым путем, малейшая задержка оборачивалась мукой. Порой ей казалось, что она не выдержит ожидания. Да и соображения Савари побуждали предполагать худшее. Она напряженно всматривалась в черный обрывистый берег, боясь увидеть новую предательскую ракету. Но ничего дурного не произошло. Открылось светлое ночное небо, и галера вошла в спокойные воды, отражающие мерцание звезд. В глубине бухточки виднелась маленькая отмель. Несколько саманных лачуг на фоне пальм и олив свидетельствовали о том, что здесь есть пресная вода.

Небо начинало светлеть. Анжелика осталась на палубе.

«Я не посмею заснуть, пока не окажусь в Боне», — думала она.

Из вящей осторожности галера остановилась у входа в бухту, чтобы с рассветом войти в нее. Барон фон Нессельхуд осматривал окрестности, открывающиеся взору по мере того, как испарялся утренний туман. Его голубые глаза изучающе вглядывались в заросли кустарника и скалы. Сейчас он походил на большого раненого пса, чье звериное чутье не упустит и самой ничтожной малости, если она подозрительна. Это поднятое лицо, шевелящиеся, словно что-то вынюхивающие ноздри…

Его неподвижность завораживала. Анжелика была готова поклясться, что запах врага он ощутит прежде, чем увидит его. Его губы вытянулись вперед, глаза превратились в узкие щелки… Пошевелится ли он, наконец, бросит ли ей несколько ободряющих слов? Он повернулся к Анри де Рогье, и оба быстро вошли в рубку. Мгновение — и они появились вновь одетыми в красные супервесты.

— Что происходит? — вскричала Анжелика.

И без того светлые глаза германца побелели от ярости.

Он выхватил шпагу, и древний клич ордена сорвался с его губ:

— Сарацины! Братья мои, к оружию!

В тот же миг на них обрушился залп митральез, опустошая палубу и ломая таран.

Встало солнце. Теперь были видны шесть орудий, скрытые в кустарнике одно над другим, с жерлами, направленными на галеру. Среди пушечного грохота Нессельхуд отдал команду развернуться и выйти в открытое море. В бухте корабль был бы изрешечен и пущен ко дну с грудой трупов на борту, даже не имея возможности дать бой.

Пока производился маневр, солдаты вытаскивали на палубу малые бомбарды. Другие вооружались как могли, но, ничем не защищенные, падали под вражеским огнем: верхняя палуба была уже завалена убитыми и ранеными. С нижней палубы гребцов раздавались крики, там двумя ядрами разнесло целую скамью.

Одна из корабельных бомбард, неторопливо взяв на прицел вражескую пушку, выстрелила. С вершины скалы свалился в воду негр. Затем один из канониров сумел попасть в обслугу пушки, расположенной в глубине бухты.

— Осталось четыре! — прорычал шевалье де Рогье. — Обезоружим их! Когда им станет нечем стрелять, мы возьмем верх.

Но ближние вершины покрылись тучей смуглых голов в белых тюрбанах и красных фесках. Эхо разнесло их ужасающие вопли.

— Бребре, мена перрос! (Собаки, сдавайтесь!) А выход из бухты заполонили подошедшие лодки и маленькие фелюги, те самые, что ночью заманили мальтийскую галеру в уготованную для нее западню.

При первых же выстрелах Савари втащил Анжелику в каюту, но она пожелала остаться в дверях и, как завороженная, следила за этим беспорядочным и неравным сражением. Мусульман было в пять или шесть раз больше, а превосходство мальтийской артиллерии, кроме нескольких удачных залпов, ничему не служило, так как двадцать четыре бортовых орудия, предназначенные для морских боев, не могли быть наведены на высокий берег. Мушкетные выстрелы при всей поразительной меткости хоть и косили мусульманских предводителей и командиров в остроконечных шлемах, но были бессильны расстроить наступление.

Число пиратов росло, в победном исступлении целые массы их кидались в воду, стараясь вплавь достигнуть галеры, не дожидаясь лодок. Некоторые барки уже проникли в бухту, и с них тоже прыгали в воду сонмы пловцов с горящими смоляными факелами, укрепленными на тюрбанах.

Лучшие стрелки Мальты взяли их на мушку — и вода окрасилась кровью. Но чем больше пловцов шло ко дну, тем многочисленней становился их рой. Вскоре, несмотря на мушкеты и бомбарды, галера была окружена тучей лодок, на плаву или перевернутых, на которые яростно карабкалась, завывая, растущая на глазах человеческая масса. Нападающие бешено потрясали факелами, ножами, саблями и мушкетами.

Мальтийская галера походила на большую раненую чайку, осажденную полчищами муравьев. Мавры лезли на абордаж с криками:

— Ва, Аллах! Аллах!

— Да здравствует истинная вера! — ответствовал рыцарь фон Нессельхуд, пронзая шпагой первого же полуголого араба, ступившего на палубу. Но все новые и новые мусульмане взбирались на корабль. Оба рыцаря в окружении нескольких братьев-воинов отступили к грот-мачте, с которой, как бесформенная масса, свисало тело молодого мавра. Повсюду шла рукопашная схватка. Казалось, никто из наступающих не думал о грабеже, а лишь об истреблении всех, кто встречался на пути.

Анжелика в ужасе смотрела на одного из торговцев кораллами, схваченного двумя молодыми маврами. Уже скрутив его, они все старались придушить или хоть укусить свою жертву, словно сбесившиеся псы. Лишь на площадке у грот-мачты царил боевой порядок: оба рыцаря сражались, как львы. Перед каждым образовался проход, по обе стороны которого громоздились трупы. Чтобы приблизиться к ним, надо было бы растащить эти горы мертвецов. Даже самые отчаянные из атакующих начали отступать перед этим неистовым сопротивлением, но тут меткий выстрел свалил барона. Рогье хотел его подхватить, но удар кривого ножа отсек ему пальцы.

Торговец кораллами, как-то вырвавшись из рук осатаневших молодых арабов, ввалился вместе с Анжеликой в каюту, где уже были его компаньоны, а также Савари, голландский банкир и сын испанского офицера.

— На этот раз все кончено, — сказал он. — Рыцари пали. Мы попадем в плен. Пора выбросить наши бумаги в море и переодеться, чтобы обмануть наших новых хозяев. Вас это особенно касается, молодой человек, — сказал он, обращаясь к испанцу. — Молите Богородицу, чтобы они не заподозрили в вас сына офицера гарнизона в Боне. Иначе они вас будут держать заложником, и в первый же раз, когда на испанских укреплениях убьют какого-нибудь мавра, они пошлют вашему отцу в подарок вашу голову.