- Однако с тех пор Тромп доказал мне свою полезность, - сказал Хэл. - Он огляделся по сторонам. Единственными признаками жизни были маленькие крабы, бегающие по песку, и редкие взрывы смеха людей, которые развлекались где-то за растительностью позади них.

- ‘Как вам известно, сэр, мои враги отняли у меня кое-кого. - Эти слова были почти слишком болезненными, чтобы произнести их. - Кто-то очень близкий моему сердцу. Я верну ее, капитан, и убью тех, кто ее похитил. Но я не могу сделать это сам.’

В течение следующих нескольких минут Хэл рассказывал историю захвата и похищения Юдифи. Он объяснил, что она будет выставлена на продажу на следующем большом невольничьем рынке в Занзибаре и что единственный верный способ вернуть ее - это купить ее, но что он не может быть покупателем.

Риверс задумчиво выслушал то, что он хотел сказать, а затем спросил - "Почему ты так уверен, что она будет на рынке, когда ты скажешь?’

‘Мои люди и я получили эту информацию от консула Грея.’

‘Тот самый человек, который предал тебя в самом начале?’

‘Тот самый.’

‘Тогда почему ты должен верить ему сейчас? Разве тебе не приходило в голову, что эти разговоры об аукционе могут быть просто приманкой, чтобы заманить тебя в ловушку?’

‘Конечно, но тогда я спрашиваю себя - какая разница? У меня может быть очень маленький шанс вернуть себе любимую женщину, если я пойду на рынок, но у меня нет никаких шансов, если я этого не сделаю.’

‘И как же я в это ввязываюсь?’

‘Я хочу, чтобы ты сделал за нее ставку от моего имени. Ясно, что я не могу быть замечен в торгах, и никто из известных мне людей не может общаться со мной. Но между тобой и мной нет никакой связи – и никто за пределами этого острова об этом не знает. Насколько я понимаю, ты знаком с торговцами на рынке.’

‘Так и есть.’

- И что Занзибар - это по крайней мере одно место, где тебя не разыскивают за твои преступления.’

‘Я старался не обижать его правителей, и пока это так, я могу свободно ходить туда. Как ты уже понял, Кортни, Занзибар - это закон сам по себе. Мировые законы там не действуют. Думай об этом, как о большом базаре. Там можно купить все, что угодно и почти кого угодно. Ну, это ты уже знаешь. Ты собираешься купить свою собственную женщину.’

- Или ты для меня.’

‘А какая у меня может быть причина для этого, зная, что мне не будет никакой пользы быть связанным с тобой? Я не против рискнуть своей шкурой, Кортни. Если бы я это сделал, меня бы здесь не было. Но мне нравится делать это на выгодных условиях.’

Хэл посмотрел на Риверса, который сидел, откинувшись назад, и курил свою трубку. Он знал, что ничего не добьется, если будет умолять или казаться слишком отчаянным. Он должен был сохранять спокойствие, и не важно, как жестоко каждая секунда, проведенная вдали от Юдифи, разрывала его сердце.

- Тромп когда-нибудь говорил с тобой о торговле религиозными реликвиями?- спросил он.

Риверс кивнул. - ‘Да, очень долго. Он говорит, что паписты заплатят целое состояние за любую старую татуировку, которая, как они утверждают, принадлежала Иисусу или Деве Марии. И на этот раз я склонен ему верить. Я видел всех паломников, которые выстраивались в очередь, чтобы увидеть мощи святого Иакова в Компостеле. Может быть, это просто старые куриные кости, насколько им известно. На таких дураках можно заработать кучу денег. Жаль, что Тромп так и не смог этого сделать. Я мог бы взять свою долю.’

‘Ты все еще можешь, - сказал Хэл. - Когда Тромп попытался захватить мою «Золотую ветвь», он и его люди умирали от голода. Видишь ли, он не мог позволить себе должным образом прокормить свой корабль до того, как покинет Батавию, потому что растратил – или, как ему казалось, вложил – все свои ресурсы на изготовление религиозных реликвий. Поэтому, когда я взял «Делфт», я нашел в его трюме бочки, набитые реликвиями. Там были сосуды со слезами Девы Марии, фрагменты Истинного Креста, даже несколько крайних плотей, которые, как говорят, были взяты у нашего Спасителя во время его обрезания. Я не мог заставить себя торговать такими мошенническими вещами, но я не сомневаюсь в их ценности для того, кто это сделает. И поэтому я готов отдать тебе весь груз, если ты сделаешь за меня ставку на Занзибаре.’

‘Ты хочешь сказать, что мне недостает морали?’

‘При всем моем уважении, капитан Риверс, все ваше существование говорит об этом.’

‘При всем моем уважении, капитан Кортни, ты говоришь через свою задницу. Ты прав, я бы с радостью продал эти реликвии иезуитам, паломникам, самому проклятому папе, если бы он их купил, ибо я считаю католическую веру делом рук Антихриста и сделаю все, что в моих силах. Я сражался за парламент во время войны и сделал это потому, что ненавидел Стюартов не только как тиранов, но и как папистов. Так что я получу эти твои реликвии, продам их и с чистой совестью и пожну свою награду. Но реликвий недостаточно.’

- Тромп уверяет меня, что они будут стоить много сотен, даже тысяч фунтов.’

‘Я в этом не сомневаюсь. Но моя шея стоит еще больше.’

‘Так что же нужно сделать, чтобы твоя шея почувствовала, что получает должное вознаграждение?’

Риверс посасывал трубку, обдумывая этот вопрос. Он откинулся назад и посмотрел на небо, выдыхая в ночной воздух струю табачного дыма. Затем он снова повернулся к Хэлу и сказал: - Я возьму эти реликвии. И я возьму тот корабль, на котором они прибыли.’

- Но ведь «Делфт» стоит пятьсот гиней!’

- "Делфт" украден, не так ли? Ты сам мне так сказал. Тромп тратил все свои деньги на реликвии. Если он не может позволить себе даже поесть, то уж точно не в том положении, чтобы покупать эту прекрасную каравеллу.’

- Как Тромп оказался на корабле - это его дело, а не мое.’

‘Пока ты не придешь его продавать. Ведь если бы кто-нибудь узнал,