— Вполне возможно, — согласился Крячко.

— Ну надо же!.. Я не хотела. Честное слово, не хотела! Если Марк узнает об этом… Если он узнает, что это моя вина… Скажите, — неожиданно вскинулась женщина, — а если грабителем окажется кто‑то из моих знакомых, меня посадят? Как соучастницу? Или наводчицу? Посадят? Да?

Крячко собирался было ответить, но Лозинский опередил его:

— Если вы поможете следствию, Ирочка, вам это зачтется, и тогда суда можно будет избежать…

— Я готова, — живо откликнулась женщина. — Чем я могу помочь?

— Ну, по‑моему, это очевидно. Нам нужны имена всех тех, кому вы рассказали об этих деньгах. Включая парикмахера, дворника, парковщиков стоянки и вашего бывшего… Сможете всех припомнить?

— Я постараюсь.

— С указанием адресов, конечно. Этот облегчит работу оперативников.

— Разумеется. — Предложенный психологом вариант явно обрадовал Ирину. Ее зеленые глаза вновь загорелись. Она порывисто поднялась на ноги. — Сейчас принесу бумагу и ручку, — и, шлепая босыми ступнями по кафелю, опрометью кинулась в соседнюю комнату.

Крячко и Лозинский обменялись улыбками.

— А она ничего, — заметил Андрей. — Даже обидно, что такой цветок достался такому старому козлу, как Странберг. И ведь она с ним не из‑за денег. Она действительно его любит. Я видел, что в этом она не врет. Странно, правда?

— Да. Интересно, чем он ее взял…

— «Виагра», Стас! — Лозинский назидательно поднял вверх указательный палец. — «Виагра» творит чудеса. А ты ведь видел, какие у него запасы. Кстати, тебе тоже пора задуматься об этом.

— Да пошел ты! — скривился Крячко и хотел еще что‑то добавить, но ему помешало пиликанье мобильного телефона в левом кармане пиджака. Он достал аппарат, взглянул на дисплей: — Вот черт! Это Гуров! — и, приложив палец к губам, ответил на вызов: — Да, Лева!.. Общаюсь вот с Шепелевой… Что? Твою ж мать! Да, хорошо… Уже выезжаю. Диктуй адрес… Все понял. Считай, уже в пути.

Мобильник вернулся обратно в карман. С мрачным выражением лица Стас повернулся к Андрею:

— Новая жертва, четвертая по счету. Нам не угнаться за этим сукиным сыном!

— Мне поехать с тобой? — предложил Лозинский.

— Не надо. Гурову ни к чему знать, что мы были вместе. Вот если он сам тебе позвонит… Короче, сними лучше показания с Шепелевой. Справишься?

— Без проблем. Езжай. Я выжму из этой дамочки полный список.

— Добро!

Мужчины обменялись рукопожатием, и Крячко скрылся в прихожей. Через секунду до слуха Лозинского донесся звук хлопнувшей двери.

Ирина вернулась в гостиную с листком бумаги и с ручкой.

— А где же… полицейский? — растерянно огляделась она.

— Я за него, — широко улыбнулся Андрей. — Решил, что присутствие человека, облеченного властью, будет нам только мешать. А вам нужно так много вспомнить, Ирочка. Верно?

— Да… Конечно…

Она села в кресло, Лозинский вновь распахнул стеклянные створки бара и предложил:

— Как насчет коньячку? Составите компанию? Буквально пару капель для улучшения мозговой деятельности. Рекомендую как психолог.

— Ну… Хорошо, — кивнула Ирина.

Улыбка психолога стала еще шире.

— Отпечатки есть?

Гуров дождался, когда эксперт закончит наносить на поверхность сейфа специальную смесь. Картина с подсолнухами лежала на кровати.

— Да, и очень четкие, Лев Иванович, — ответил патлатый парнишка с поблескивающей серьгой в левом ухе, разворачиваясь к нему лицом. — Похоже, что грабитель не шибко парился на этот счет. Его отпечатки везде. Впрочем, как и во всех предыдущих случаях… Нам еще предстоит провести сравнительный анализ, но я уже сейчас готов поспорить на что хотите, что это тот же самый человек. Только… Какой прок от его отпечатков пальцев, если их нет в картотеке?

— Отпечатки — доказательство его вины, — назидательно произнес полковник.

— Это да, — согласился парнишка. Он жевал жвачку, активно работая челюстями и время от времени смачно причмокивая. — Но это если мы его поймаем, Лев Иванович…

— Когда мы его поймаем, — сурово поправил молодого эксперта Гуров, — а не если.

В ответ паренек только неопределенно дернул плечами и вернулся к прерванной работе. Сыщик бегло осмотрел спальню, не обнаружил ничего достойного внимания и вернулся в гостиную. Пострадавшая Светлана Хохрякова сидела за столом, уронив голову на руки. Алябьев расположился напротив, быстро делая записи в своем потрепанном стареньком блокноте. Гуров приблизился к ним. Капитан молча показал полковнику последнюю запись, относящуюся к похищенной из сейфа сумме. Сыщик, не удержавшись, присвистнул:

— А у вас, как я вижу, немало было отложено на черный день, Светлана Игоревна! И это при том, что, по вашим же собственным словам, вы нигде сейчас не работаете. И не работали раньше…

Хохрякова подняла голову. Глаза ее были красными от слез, но самих слез уже не было. Губы поджаты, ноздри раздуты.

— Это не мои «бабки», — сказала она. — В том‑то вся и проблема, черт возьми! Были бы мои, я, может быть, так и не парилась.

— А чьи они?

— Брата. А я у него вроде как на содержании… Давно уже. С тех пор, как погибли родители. — Светлана обхватила голову руками. — Вы ведь дадите мне расписку?

— Какую расписку? — не понял Гуров.

— Ну или не расписку… Я не знаю, как это у вас называется… В общем, какую‑то бумагу, что эти деньги у меня были украдены… Для брата. Он ведь решит, что я спустила их все на рулетке. Хотя… Какая разница? — обреченно буркнула девушка. — Он так и так башку мне теперь оторвет. И даже на место приставлять не будет, скажет, что так и было…

— Такого мы не допустим, Светлана Игоревна, — утешил потерпевшую Гуров. — А почему ваш брат хранит свои сбережения в вашем доме?

— Это сложно объяснить. — Девушка потянулась к стакану воды и сделала небольшой глоток. Машинально поправила сбившуюся челку. — Гена — вообще сложный человек. Многие его поступки вызывают у меня недоумение. Впрочем, не только у меня… Вы будете смеяться…

— Не буду, — пообещал Гуров.

— Он хранил у меня деньги, потому что боялся ограбления. — Светлана не удержалась и хрюкнула, что, по‑видимому, означало едва сдерживаемый смех. Однако полковник, как и обещал, остался серьезен. — У него прямо паранойя была на этот счет. Он сам признавался, что много раз просыпался в холодном поту, видя во сне, как кто‑то умыкнул его капиталы… Боялся, что его ограбят, надуют, кинут… По этой же причине он никогда не доверял банкам. И никакой другой валюте, кроме английской. Каждый добытый рубль немедленно переводил в фунты. Ну… как говорится, у всех свои тараканы… Но он меня прибьет теперь, точно! И вы не сможете меня защитить!..