минут. И ровно через две минуты к ней наверх поднялся Даян. Оглядел свою любимую жёнушку и тихо произнёс:

— Вот и всё.

— Знаешь, — вдруг пришло в голову Юльке, — а мы с тобой замечательно жили.

— Знаю, — подойдя к кровати, на которой она сидела, согласился он.

И нежно погладил её по гладко зачёсанной голове.

— А ты не думал, что мы вроде как продлеваем агонию?

— Думал.

— И что? Может, плюнем и покончим со всей этой маетой прямо сейчас?

— Я никогда не был в настоящем охотничьем зимовье, — усмехнувшись, выдал он дурацкий резон и следом за ним привёл разумный: — Наш уход не должен подставлять людей. Которых здесь слишком много. Залезем туда, где их гораздо меньше. А возможности спрятать трупы гораздо больше.

— Это разумно, — поддакнула Юлька и поднялась: — Тогда двинули.

— Документы собрала? — уточнил он, подхватив обе битком набитые сумки.

Взвесил их в руках и резюмировал:

— Женщины!

Город просыпался, зажигая один квадрат окна за другим. По улице ещё не гулял сплошной раскатистый шум транспорта, захватившего человечество в вечные заложники. Падал мелкий настырный снежок, который уж если зарядит, так не угомониться, пока не будет выплакан небом до конца. Город просыпался, равнодушный к потере троих своих детишек, вырванных из него с мясом.

Юлька стояла меж двумя динозаврами автопрома — один другого баще. Два чудовища на огромных колёсах, во чрево которых было боязливо соваться без пулемёта.

— Ты с Кириллом, — распахнул Даян перед ней дверцу тёмного угловатого Хаммера с хищной крокодильей мордой.

— Почему? — бездумно ляпнула она и спохватилась: — Ах да!

Да-да, втроём им лучше пока не оставаться. К тому же задние сиденья обоих динозавров были забиты коробками и пузатыми баулами. Впрочем, «ихний» Хаммер был не так безнадёжен, как «нашенский» Тигр. В салоне хоть какая-то, но Европа. Усевшись и пристегнувшись, Юлька помахала рукой мужу. Даян за освещённым окном ГАЗА коротко кивнул, и стронул машину первым.

Трасса Р-255 — ведущая в Красноярск и Братск — начиналась прямо в городе. На неё машины выбирались малыми улочками и дворами. Юлька неотрывно пялилась в окно, не зная, как попрощаться со своим любимым городом. С тихой пристанью, куда их с Даяшей занесло на пять минуточек, которые всё не кончались и не кончались. Но внезапно время оборвалось над пропастью, другого края которой она разглядеть не могла.

Одна сплошная фантасмагория и чушь. Одно сплошное недоразумение, незаметно и всеохватно принявшее форму неотвратимой реальности. Такой же, как этот абсолютно реальный город, стоящий на твёрдой земле. Уплывающий в небытие, как какой-нибудь древний Рим.

Юлька вдруг вспомнила одну смешную полупьяную девчонку — студентку Иркутского театрального училища. На вечеринку так называемой богемной молодёжи их с Даяном как-то занесло по недоразумению — он страшно не любил подобную неконкретную публику. Но там оказались несколько парней-программистов, с которыми он и завис. А Юльку самопроизвольно причалило к театралам.

И там эта с виду нелепая девушка с птичьим гнездом вместо причёски читала свои стихи. Они, конечно, тут же забылись. Да и не все были хороши. Но сейчас вдруг в памяти что-то вскрылось. Какой-то потаённый закуток, откуда оно и полилось:

По мне мой город точно не заплачет.

Не позовёт, не вспомнит, не простит.

Своею не поделится удачей

И в сны не заберётся погостить.

И сколько б ни звала, давно не слышит,

Отмахиваясь от мольбы устало.

И коль вернусь, не пригласит под крышу —

Ему беглянке верить не пристало.

Сидящая на руле белая ящерка перестала напоминать милую игрушку. Повернула к ней головёнку, заиграла прежде висящими бахромой хвостиками. Юлька уже не сомневалась, что её мучительница слышит мысли. Хотела, было, оборвать нить воспоминаний, но изнутри её что-то подтолкнуло продолжать:

А строй воспоминаний поредел.

И чист мой город от моих корней.

Ну, кто бы осудить его посмел?

Себе он господин — ему видней.

Он отпустил…

Нет! Вытолкнул меня,

Как тело чужеродное, ей-богу!

Беленькая задумчиво кивала башкой в ритме стихов, поставив хвостики веером. Переминалась, будто пританцовывая всеми четырьмя лапками.

Быть может, как-то…чуть повременя,

Я вновь к нему нащупаю дорогу?

Иль будет день, и поднабравшись сил,

О нём я зарекусь и вспоминать,

Оставив маму спать в своей могиле…

Она со мной.

И это не отнять.

— По мне мой город точно не заплачет, — согласилась Юлька со смешной грустной девчонкой, которая сейчас, возможно, какая-нибудь маститая артистка.

— Город не просто скопление домов, — совершенно некстати прокомментировал Кирилл, зыркая по сторонам, будто волк, выползающий из чащи к овечьему стаду. — Здесь останутся те, кто заплачет. Угомонись! — приказал он ящерке, и та внезапно послушалась, усевшись в позе курицы и поджав хвосты. — Ты, кстати, позвонила Марии?

— Я не стану тревожить Птаху, — промямлила Юлька, категорически не желая развивать рвущую душу и уже почти ненужную тему.

Он понял. Замолчал. Она же так самозабвенно предавалась мимолётному, но страшно важному «соплеистечению» — как обзывал этот процесс Севка — что прощёлкала нечто катастрофически важное. Не сразу осознала, что же так больно ударило в голову. Понадобилось мысленно вернуться вспять, дабы поймать упущенное и ужаснуться:

— Ты что, её видишь?!

— Ты про неё? — задумчиво усмехнулся Кирилл, кивнув на ящерку.

— Ты её видишь, — прошептала она, не веря своим ушам.

Внутри всё мгновенно скомкалось и вспыхнуло огнём. Глаза потонули в слезах. Пальцы заплясали на коленях.

— Брось, — покосившись, добродушно посоветовал Кирилл. — Ничего страшного не случилось. Я просто попал под их ментальное воздействие — только и всего. Третий бронзовый не появился. Так что поживу ещё, — и вдруг добавил с нескрываемым сожалением: — А жаль. Мне бы хотелось глянуть, куда вы попадёте.

— Не надо, — с трудом выдавила из себя Юлька.

Вдох-выдох, ещё разик — и смогла пояснить более спокойно:

— Про якобы переселение… Одни лишь надежды на то, что не придётся умирать взаправду. Только на минуточку, после чего жизнь продолжится. Какой бы она там не была. Видимо, защитная реакция.

— Не старайся, — как-то уж больно беспечно усмехнулся этот насквозь прагматичный человек. — И успокойся. Скушай конфетку. Там Сева в бардачок трюфели подложил. Велел подсунуть тебе в критический момент. По-моему, сейчас именно он.

Юлька полезла за конфетами, настраиваясь сменить тему. Хотя прежняя себя ещё не исчерпала. Кирилл себя вёл очень подозрительно. Будто слегка чокнулся. И норовил