Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Девушка, наливай чай! — распорядился Гремлин. Анжелика растерялась — ее попросили сделать то, к чему она и не знала, как подступиться. Однако, совладав с собой, постаралась изобразить радушную хозяйку и грациозно уселась рядом с чайником.
— Придерживай крышечку рукой, — прошептал я. Анжелика даже виду не подала, что услышала мой совет, налила чаю в чашку и проворковала:
— Какая чудная погода, не правда ли? Довольно прохладно для августа, как вам кажется? Вам с лимоном, сэр, или с молоком?
Бык поднял голову и уставился на Анжелику так, как смотрел бы на берег острова моряк, которого долго носило по волнам после кораблекрушения.
— Может быть, с сахаром? — не унималась Анжелика. — Один кусочек или два?
— Она просто потрясающе быстро все усвоила, — пробормотал я, глянув на Гремлина не без осуждения.
Маленький уродец хитро усмехнулся, поблескивая глазками.
— Вложить что-либо в чужие головы можно по-разному, чародей.
— Два кусочка, — простонал Бык, приподнялся и ухитрился сесть, поджав ноги под себя.
Фриссон и Жильбер изумленно переглянулись, Анжелика и глазом не моргнула. Взяла серебряные щипчики и опустила в чашку кусок сахара.
— С молоком или с лимоном изволите?
— С молоком, пожалуйста, — ответил Бык с интонацией выпускника хорошей частной школы. — И может быть, булочку?
— Конечно, — кивнула Анжелика и подала Быку чашку на блюдце, после чего взяла из корзинки булочку и спросила: — С маслом?
— Да, пожалуйста.
— Я так и думала, — довольно мурлыкнула Анжелика, намазала булочку маслом, положила на тарелочку, подала Быку, обернулась ко мне. — А тебе, Савл?
— С молоком и сахаром, — автоматически отозвался я, уселся по-турецки и с удивлением обнаружил, что голоден. — И еще булочку, пожалуйста.
— А как же, непременно, — щебетала Анжелика. — Как думаете, наверное, осень будет нынче ранняя? Ну а вы что скажите, сэр Бык, вас к нам каким ветром занесло?
Бык нахмурился.
— Это я у вас должен спросить.
— Ну, так умоляю, спросите! Да, кстати, а как вас зовут?
— Джон, — ответил Бык.
А как же еще?
Затем он вежливо поинтересовался:
— А вас каким ветром занесло в мои края?
Фриссон и Жильбер осторожно подошли и сели. Анжелика, наливая им чая с молоком, ответила Быку:
— Мы бежим от злобного тирана — жестокой королевы, которая готова пленить нас и подвергнуть изощреннейшим пыткам. А вы сюда как попали?
— Я здесь давно, сколько себя помню, — медленно проговорил Бык. — А это очень, очень долго, девушка.
— Века, — негромко вставил Гремлин.
— Верно, — проговорил Бык, поклонившись уродцу. — Не знаю, кто загнал меня сюда. Только помню, что, когда я очнулся, в ушах у меня гремел его голос: «Стой здесь, и никуда не уходи, и убивай любого, кто дерзнет подойти сюда. Ты останешься здесь до тех пор, покуда Провидение не пошлет сюда тех, кто борется за воцарение Добра».
Анжелика быстро посмотрела на меня.
— Может быть, это мы и есть?
— Может быть, — растягивая слоги, проговорил Бык. Видимо, ему даже страшно было поверить в удачу. — Но куда вы хотите попасть и зачем?
— Мы идем во дворец Короля-Паука, — отвечала Анжелика. — Мы хотим попросить его о помощи, чтобы свергнуть злую колдунью, которая отдала страну во власть ведьм и чиновников. Правду сказать, ее подданные боятся на улицу выйти без ее дозволения.
Бык нахмурился.
— Но с какой стати Король-Паук станет помогать вам?
— Но... — проговорила Анжелика, — мы слыхали, что он добрый и помогает тем, кто хочет спасти бедняков и жаждет справедливости.
— Это верно, верно. Однако ему-то какой прок в том, что он вам поможет?
— Этого... я не знаю, — пробормотала Анжелика.
— Может быть, мы бы сумели это понять, если бы узнали, что ему нужно, — осторожно вставил я. — А вы это знаете?
— Он ни в чем не знает нужды, — отвечал Бык. Я покачал головой.
— Стал бы он тогда помогать другим. Значит, ему либо нравится оказывать помощь людям, либо он все-таки что-то получает, помогая им. Может быть, ощущение цели в жизни?
— А сколько ему лет? — поинтересовался Фриссон.
— Много веков, — сердито отрезал Бык. — По крайней мере столько, сколько я здесь живу.
— Но тогда, вероятно, — предположил поэт, — ему нужно как-то оправдывать свою долгую жизнь?
Я удивленно посмотрел па поэта. Когда этот деревенский мужлан успел прослушать курс философии?
Но Бык кивнул в ответ:
— Пожалуй, что так. Иначе зачем бы ему все время искать несчастных и пытаться избавить их от горя?
— А он пытается? — торопливо спросил Фриссон. Меня это тоже интересовало, поэтому я сказал:
— Раз так, зачем же он держит здесь тебя и заставляет отпугивать людей?
— Ну... я не знаю, он ли заточил меня здесь, — ответил Бык. — Что же до «зачем» — на этот счет я могу только гадать.
— Если не знаешь, чьих это рук дело, — гадать бесполезно, — сухо проговорил я. — Ну, хорошо... давай на минуточку представим, что мы и есть те самые, кого ты должен пропустить.
— Нет, давайте мы этого представлять не будем, — отказался Бык, — и давайте вспомним, что после чая мы опять начнем воевать — ты и я.
Я похолодел, но язык мой продолжал работать:
— Ну а вдруг мы все-таки те, кого ты должен впустить?
— Если так, то вы должны меня одолеть, а затем мы вместе отправимся во дворец Короля-Паука. — Голос у Быка был сердитый — я живо представил, как противен ему такой оборот событий. — Ну а если вы не те — вы погибнете.
Фриссон вступил в беседу, ухватившись за первое заявление Быка:
— Если ты пойдешь с нами, ты сможешь показать дорогу? Ты раньше бывал во дворце?
— Нет, — прогудел Бык. — Но дорогу помню. Помню так отчетливо, словно я на свет родился с этой памятью.
— ДНК и не такие чудеса творит, — пробормотал я себе под нос, а громко сказал: — Доверься же внутреннему голосу и попробуй рискнуть. Да и потом, много ли еще компаний пыталось тут пройти?
— Всего три, — вынужден был согласиться Бык. Тут меня пробрала дрожь — я попытался вообразить, кто приходил сюда перед нами.
— Но то были мужчины, одни мужчины, — вспомнил Бык. — И на них были черные одежды колдунов. От них исходило зло, а от вас не исходит.
— Потому что мы — добрая сила, — убежденно подтвердил Жильбер.
— Верно, верно, — подхватил я, но все-таки поежился. «Да, и на твоей совести было несколько не слишком-то славных делишек. А у кого их нет? Но сам-то я добряк-добряком. Вот и ангел-хранитель мой говорил то же». — Правда, я, признаться, совершенно растерян.