— Ты нас видела? — удивился Максимилиан и саркастически вопросил: — А раз видела, то почему не пришла на помощь?

— Какую помощь?! Зачем?! Линда вас что, грабила? — возмутилась Аннет, бросив сражаться с неподатливой пуговицей. — У вас все было мило и распрекрасно, разве нет?

— Ну ты же вступилась за ту девушку на дирижабле. А мне, между прочим, пришлось куда хуже.

— Что за бред! — вскипела Аннет, в досаде так сильно дернув за края жакета, что пуговица отлетела и покатилась по полу к камину.

Максимилиан ухмыльнулся, а потом развел руками и пояснил:

— Целый час Линда морочила мне голову. Мы сидели в кафе на площади. Она болтала о пустяках. Ничего важного у нее выяснить не удалось. Потом я пошел в гостиницу, она навязалась провожать. Мы уже распрощались, когда она начала мяться, мычать, а потом призналась, что хочет сообщить что-то очень-очень важное. Предложила пройти в беседку, чтобы поговорить вдали от чужих глаз. Я, простофиля эдакий, повелся. Стоило зайти туда, как она кинулась мне на шею и полезла целоваться. Черт, у нее руки цепкие, как у обезьяны! Никак не мог ее оторвать от себя, не причиняя боль. А потом наша юная художница потребовала, чтобы я немедленно отвел ее в свой номер — предаться греховной страсти.

Максимилиан рассказывал беззаботным тоном, однако уши у него чуточку покраснели. Аннет с интересом посмотрела на него и насмешливо спросила:

— И что же было дальше?

Максимилиан сильным, очень мужским жестом распустил узел галстука, дернул за ворот рубашки и со вздохом признался:

— Стыдно сказать, но я ужасно растерялся. В такую ситуацию я попал впервые.

— Впервые? Быть того не может. С вашим-то опытом по женской части!

— Бывало, дамы проявляли инициативу, но с такими юными и агрессивными девицами мне ранее дел иметь не приходилось.

У Аннет от облегчения в груди стало легко и приятно. Она вспомнила упреки Максимилиана, которыми он осыпал ее во время памятного разговора на дирижабле, и, не давая себе труда сдержать рвущееся на волю ехидство, сообщила:

— Ничего удивительного. Вы вели себя как шалопай. Вскружили бедной девушке голову, бросали на нее свои тигриные взгляды. Надеюсь, вы не залепили ей пощечину, когда она покусилась на вашу честь?

— Я поступил еще хуже: прочитал нотацию и сказал, что ее следует хорошенько выпороть за такое поведение. Вместо того, чтобы устыдиться, Линда так обрадовалась идее с поркой, что чуть не принялась раздеваться прямо в беседке. Я сбежал в гостиницу, вызвал портье и велел ему отвести ее домой. Когда она уходила, посмотрела на меня столь многозначительно, что теперь я боюсь с ней встречаться. Пожалуй, весь этот эпизод станет самым позорным в моей биографии.

— Ничего, будет вам хороший урок. Не удивлюсь, если утром в гостиницу заявится ее папаша с дробовиком и поведет вас под прицелом к алтарю, — сказала Аннет, улыбаясь. Она наклонила голову, чтобы Максимилиан не прочел на ее лице глупого счастья, и принялась стаскивать жакет. Максимилиан поспешил на помощь.

— Ты какая-то сырая и холодная, — озадаченно произнес он, дотрагиваясь до ее обнаженного плеча.

— Со мной случилось очень странное и страшное происшествие…, — пробормотала Аннет, вздрагивая. В комнате было прохладно, ее охватил легкий озноб, и рука Максимилиана была приятно теплой.

— Почему-то я не удивлен. Упала в фонтан? Или в озеро? — вопросил он очень сурово и Аннет сразу ощетинилась.

— Не скажу.

Аннет отвернулась, аккуратно повесила жакет на стул и хотела пройти в ванную комнату, но Максимилиан преградил ей путь. И двигался при этом точь-в-точь как тигр, загоняющий добычу в ловушку, подумалось Аннет.

— Это еще почему? Что за детские недомолвки?

Она выпрямилась и с честью выдержала взгляд в упор.

Его глаза остро блеснули из-под полуприкрытых век — один глаз зеленый, другой ореховый, и это было красиво, но до головокружения странно — словно перед ней не один, а два разных человека.

— Ты будешь сердиться. Ненавижу, когда ты на меня сердишься, — неожиданно для самой себя выпалила она, да еще добавила от растерянности: — И ненавижу, когда ты ведешь себя как строгий начальник и начинаешь выговаривать и поучать.

— Когда это я делал тебе выговоры? — он сделал шаг и оказался очень близко. — К тому же я и есть твой начальник.

Аннет насмешливо фыркнула. От его близости она разволновалась, но пыталась не сдавать позиции.

— Я пересмотрю свое поведение, — сообщил он и вдруг взял ее за локти и немного притянул к себе. — Мне вовсе не нравится тебя расстраивать. Мне хочется тебя радовать.

Аннет подняла голову, вдохнула исходящий от него аромат гвоздики и вишневого табака и разволновалась еще сильнее.

Неяркий свет лампы упал на его лицо. Аннет уставилась на него и никак не могла отвести взгляд. На его щеках и длинном подбородке золотилась дневная щетина. Шея была крепкой, грудь в распахнутом вороте рубашке сильной и загорелой.

За эти дни он перестал быть чужим, но все еще оставался новым и неизведанным, как экзотический континент. И ей ужасно захотелось исследовать его: потереться виском о заросший подбородок, коснуться его щеки, потрогать жесткие складки у губ. Пришлось отвернуться и сжать ладонь в кулак, чтобы не поддаться порыву.

Максимилиан положил ладони ей на плечи и легко провел большими пальцами по ключицам. Аннет затаила дыхание и осторожно глянула ему в лицо. Он смотрел на нее странным взглядом: ей казалось, что она угадывает досаду, а еще нежность и вожделение, и хотела, но никак не могла в это поверить.

— Руководство компании «Раритеты Молинаро» всегда чутко реагирует на потребности и проблемы служащих, — серьезно произнес он и от его глубокого голоса, и от тяжести его рук у Аннет в животе стало холодно и тревожно, как бывает, когда взмываешь на качелях на опасную высоту, а потом летишь вниз. — Еще замечания, госпожа младший хронолог? Или просьбы?

Она зажмурилась и потребовала:

— Поцелуй меня.

Он молчал мучительно долгую секунду. Аннет ужаснулась своей храбрости. Что он о ней подумает? Она ведет себя в точности как Линда!

Аннет открыла глаза и набрала воздуха, чтобы сказать хоть что-нибудь — отпустить легкомысленную остроту, перевести разговор на другое — но в этот миг он наклонился и поцеловал ее.

Максимилиан накрыл ее рот горячими губами, и в груди Аннет вспыхнуло счастье, яркое, как блики на озерной глади. Сердце глухо забилось, а потом замерло и опять забилось, а кожа стала очень чувствительной.

Это было куда восхитительнее, чем тогда, в волшебном бумажном лесу! Теперь не было никакого расчетливого соблазнения. Он целовал ее жадно, нетерпеливо, и теперь она точно знала, чего хотела: получить его всего, целиком, прямо сейчас!

Сначала она положила руки ему на шею и запустила пальцы в волосы на затылке; легко гладила спину, трогала, узнавала, а затем осмелела. Торопливо стягивала с него пиджак; неловко расстегивала пуговицы рубашки; прижималась к нему всем телом, чувствуя, как его жесткие ладони скользят по ее спине, ласкают плечи, касаются шеи.