Джек съежился, обхватив руками колени. Только теперь он понял, насколько устал. Еще на равнинах Авраама ему сказали, что к убийству привыкнуть нельзя. Два разных человека. Они были правы.

— Да.

Какое-то время они сидели, уставившись в пустоту. Затем Ате встрепенулся, встал на колени. Наклонившись, он выдернул из-за пояса друга второй томагавк.

— Абенаки. Он может вернуться.

— Не стоит сейчас идти за ним. Ты ведь ранен.

— Это? — Индеец ткнул в свою голову, вновь обретая прежнее высокомерие. — Я и в худшем виде могу постоять за себя.

Затянув повязку потуже, он поднялся на ноги, пошатнулся, но упрямо двинулся к выходу. Джек без особой охоты побрел за ним.

Раненый француз умудрился проползти шагов десять и замер в сугробе, окрашивая его своей кровью. Он еще дышал.

Когда Ате склонился к нему, Джек сказал:

— Там, наверху, есть еще один. Я не уверен, что прикончил его. Пойду посмотрю.

Выбравшись из каньона, Джек нагнулся и его вывернуло наизнанку. Вытерев рот, он пошел дальше, дошел до тела первого траппера, но мог бы и не ходить — тот был мертв. Да, подумалось вдруг ему, сегодня спектакль закончить не получилось. Но по крайней мере в соответствии с сюжетом трагедии удалось завалить сцену телами.

Ате вернулся после полудня.

— Этот проклятый койот, абенаки, сумел убежать, — сказал он, ставя лыжи к стене. — Его след ведет на восток, в деревню Святого Франциска. Но он пришел не оттуда.

— Разве?

Джек подбросил еще одно полено в огонь. Его до сих пор колотило.

— Нет. Он пришел с канадцами. С юго-запада. Из Доти-ако, вы зовете его Монреалем. Так говорят следы. — Ате сел рядом с Джеком и поправил пропитанную кровью повязку. — Думаю, он рассказал там о тебе, и оттуда сюда послали лесных следопытов. Чтобы они поймали тебя.

— Как же они нашли нас?

— Абенаки ходят к французам. Кажется, наши охотничьи тропы пересеклись с их дорогой.

— Умирающий ополченец сказал, что Монреаль в двух днях пути. — Джек сидел возле раненого, пока тот медленно отходил в иной мир. Француз без умолку болтал, словно хотел напоследок наговориться. — Там, по его словам, формируется огромное войско.

— Для похода на юг? Или на север?

Джек покачал головой.

— Этого не знает никто. Кроме шевалье де Леви, преемника генерала Монкальма, и, вероятно, кого-то из его штаба. Вот последние новости. Генерал Меррей удерживает Квебек. Твой генерал Амхерст собирает силы на юге. И неизвестно, куда ударит Леви.

Ате расправил плечи.

— Я пойду к Амхерсту. Мой белый родич, Уильям Джонсон, наверняка уже там. Как и весь мой народ. Я должен быть с ними. — Он умолк, сбитый с мысли молчанием соседа. — Ты можешь пойти со мной, Дагановеда. Мы будем драться с твоими врагами.

— Да. — Джек поворошил костер. — Но мои соотечественники в Квебеке. И если Леви туда двинется, я должен быть там.

— Быть на севере или быть на юге? — продекламировал Ате с чувством. — Вот в чем вопрос. В этом ведь? А?

Оба долго смотрели в огонь. Потом Джек нарушил молчание:

— Нас не страшат предвестия, хотя свой промысел есть и в гибели воробья. Я ведь неверующий, как ты знаешь.

— И будешь вечно гореть в аду, — спокойно заметил Ате.

— Но я верю… в промысел, в судьбу, в некую силу, ведущую человека. Все это, — он описал рукой полукруг, — Канада, рабство, ты, тот же «Гамлет», все это звенья одной цепи. Посмотри на меня! — Он провел рукой по своей бритой голове, потом, тряхнув хвостом черных волос на затылке, указал на татуировку. — Год назад кем я был? Простым школяром, изображающим ирокеза. А теперь я и выгляжу, и живу как могавк.

Ответ Ате был торжествен и серьезен.

— Но этого мало, чтобы стать настоящим могавком. Правда, ты, белый брат, уже близок к тому. У тебя есть наше имя, Дагановеда. Ты говоришь, как мы, и даже при свете дня вполне можешь сойти за могавка. Ты убиваешь, хотя и не берешь скальпы, и добываешь себе пищу в лесу. — Он вскинул руку в ответ на возможные возражения. — Но… есть кое-что, чего тебе не хватает, чтобы сделаться одним из нас.

— Это… боевой клич? — спросил Джек, усмехнувшись.

Вопли лондонских могавков были жалкой пародией на каскады гортанных ужасающих звуков, исторгающихся из глотки Ате. Джеку они не давались, как он ни бился.

Ате покачал головой.

— Ты не сражался за племя.

— Да, — кивнул Джек. — Не сражался. Именно о том я сейчас тебе и толкую. Если я отправлюсь в Квебек или даже к генералу Амхерсту, мне вновь придется стать Джеком Абсолютом, офицером его величества. Правда, — он опять усмехнулся, — несколько необычного вида. Но есть иной путь, который может придать смысл всему, что со мной тут происходило. Так же, как и с тобой.

— Тропа войны?

— Нет. — Джек нагнулся к могавку. — Тропа победы. Наши мушкеты, ни твой, ни мой, не могут повлиять на исход этой войны. Но если мы отправимся в Монреаль и выясним, куда ударят французы, то… Ты понимаешь, о чем я?

Ате поднялся. Эмоции редко отражались на его лице, но теперь оно просто сияло.

— Так чего же мы ждем, Дагановеда? Ты выбрал для нас участь тех, кто идет впереди и сообщает о планах врагов своим вождям, чтобы те их разбили! На вашем языке такого воина, кажется, называют разведчиком.

Джек тоже встал.

— У нас есть название поточнее. Шпион.

— Существуют простые правила, — снисходительно пояснял своему спутнику Джек, спускаясь с ним по улице Святого Иосифа к гавани. — Они действуют и в Монреале, и в Лондоне, и в любых других городах. Если тебе надо подковать лошадь, ты идешь к кузнецу. Чтобы прочистить кишечник, ты покупаешь у аптекаря винный камень. А если тебе нужны сведения, — он остановился у входа в таверну, — ступай в кабак.

Ате только хмыкнул. Джек уже привык к его молчаливости, однако в городе она усугубилась втройне. Ирокез изо всех сил старался придать себе независимый вид, но глаза его тревожно бегали по сторонам, а зрачки то и дело расширялись от изумления. Он прежде не видел ничего крупней деревень, и потому этот провинциальный занюханный Монреаль, по всем статьям не годящийся Лондону и в подметки, приводил его в трепет. Высокие каменные дома, выложенные брусчаткой дворы, скверы и парки, стены и бастионы, укрепленный порт, кишащий солдатами, торговцами и моряками, — все это озадачивало и пугало индейца. Джеку же состояние краснокожего доставляло тайную радость. Как ни крути, а в лесу Ате был, без сомнения, лидером, зато здесь, в шумном и суетном городе, все обстояло наоборот.

Однако он и сам сейчас ощущал некую робость, ибо около полугода общался с единственным человеческим существом. И привык к тишине, а за дверью питейного заведения слышался гомон, превратившийся, когда он толкнул ее, в рев. Добрая сотня мужчин, разбавленная доброй дюжиной женщин, толклась вокруг бочек и длинных, облепленных пьяным людом столов. В одном углу зала на огне очага подогревалось что-то съестное, в другом пиликала парочка скрипачей, и все помещение было затянуто серым маревом — горьким, кислым, табачным, мало напоминавшим дым кедровых поленьев, весело пыхавших в обогревавшем пещеру костре. В ноздри тут же ударил запах теплого рома, перебивавший запахи пота и тушеных цыплят. В глотке вмиг пересохло, но Джек все стоял в нерешительности, пока его и Ате не притиснули к группе канадцев, чьи синие вязаные шапочки непреложно свидетельствовали об их принадлежности к ополченцам. Они один за другим брали выпивку и пробивались дальше к столам.