не скрываю. Так давай же, ради Всевышнего, будем выдержанны и терпеливы».

Настоящий бунт на корабле! Терпеть и дальше лорд Гамильтон не собирался. Прозвучит странно, но сэр Уильям тоже любил Эмму. Полагаю, именно это – главная причина того, что он мирился со своей совсем незавидной участью. Он терпел долго, а потом у него просто не осталось сил.

Он уехал из Мертона и снял квартиру в Лондоне. Возможно, лорд Гамильтон испытал что-то вроде облегчения. Ему больше не нужно притворяться!

И вся история с завещанием сэра Уильяма, о которой так любят вспоминать поклонники Эммы, она ведь довольно простая. Лорд Гамильтон сделал то, что хотел. Все оставил племяннику, тому самому Чарльзу Гревиллу, который когда-то «уступил дяде» Эмму. Самой Эмме – весьма незначительное содержание. Не благородно? А много ли вообще его, в истории с «треугольником», благородства?

…Считается, что немецкий писатель Генрих Шумахер очень добросовестно относился к написанию исторических романов. Изучал источники, работал в архивах. Но писателя в нем гораздо больше, чем историка. Как Дюма, только таланта гораздо меньше. Леди Гамильтон он посвятил две книги, и они – наиболее популярные из его произведений.

С воображением у Шумахера все в порядке, достоверность многие подвергают сомнению. Я среди многих. Хотя Шумахер, на мой взгляд, сделал почти невозможное. Собрал «желтые краски» всех оттенков и создал почти романтический образ. Искусство, нельзя не признать.

Как раз у Шумахера, в романе «Последняя любовь Нельсона», есть совершенно невероятная сцена смерти лорда Уильяма Гамильтона. Постараюсь описать кратко.

Итак, весна 1803 года, Гамильтон уже не встает с постели. 6 апреля, в день его смерти, Нельсона и Эмму дворецкий просит зайти в спальню, Гамильтон сидит у стола с какими-то ящичками на нем. В одном из ящичков – миниатюрный портрет. Эмма думала, что она его давно уже потеряла. Гамильтон его нашел. В тот самый день, когда она впервые бросилась в объятия Нельсона. В общем, все знал, почти все – видел. Кто бы сомневался, но дело-то не в признании, а в последних словах.

«Уж не прикажете ли вы мне умереть дураком в ваших глазах? Быть до конца болваном, при виде которого можно лишь сочувственно пожать плечами?.. Ах, мой дорогой Горацио, пестрыми перьями славы своей ты вытеснил старую птицу из сердца его жены. И все же теперь ты сражен вконец! Эмма, разве ты не дивишься хоть немного сэру Уильяму – смеющемуся философу, великому комедианту? Ну, понравилась вам эффектная развязка? Не правда ли, уход хорош? Так аплодируйте же, друзья! Браво, сэр Уильям! Браво!»

Эффектно. Может быть даже, что-то подобное имело место. Во что я охотно поверю, так в то, что лорд Гамильтон решил отомстить Эмме. Мог, вполне мог.

Адмиралу Нельсону он оставил два ружья и миниатюрный портрет своей жены. В завещании написал про «скромный знак уважения, испытываемого им к достойнейшему и самому верному в жизни другу. И позор тем, кто не подпишется под этими словами».

Что это было? Сарказм? Сэр Уильям – английский аристократ. Они, знаете ли, любят пошутить перед смертью.

Нельсон был вполне искренне расстроен, хотя на похороны не пошел. Он не любил погребальные церемонии. Эмма имела приличествующий вдове вид, но, по мнению большинства современников, «притворялась». Репутация. Да она и не старалась ее изменить! Зачем? У нее есть Нельсон.

А у Нельсона – два самых счастливых года в его жизни. 1801–1803. Так он сам говорил. «Счастье» закончилось не в тот день, когда умер лорд Гамильтон, а ранней весной 1803-го, когда в Мертон-Плейс прибыл гонец из Адмиралтейства. Он сообщил адмиралу о назначении Нельсона главнокомандующим Средиземноморской эскадрой. Конечно, лорды сразу вспомнили о Нельсоне. Ведь началась новая война…

Глава четвертая

Большие задачи для «москитного флота»

Эта сцена есть во всех книгах про Наполеона и почти во всех – по истории дипломатии. Знаковая, показательная! 13 марта 1803 года Жозефина, жена первого консула, устраивала прием. Наполеон прибыл на него позже остальных гостей, беды ничто не предвещало. И вдруг он подошел к английскому послу Уитворту и начал что-то громко говорить. С какого-то момента – практически кричать, чтоб все слышали.

«Англичане желают войны? Если они первые обнажат меч, я последним вложу его в ножны! Англия не уважает договоры? Что ж, завесим их черным покрывалом. Запомните, месье! Мальта или война!»

Да разве же в одной Мальте дело? Практически с момента заключения Амьенского мира обе стороны только и занимались тем, что нарушали его условия. Правы оказались Питт Младший и Нельсон, а не Фокс с Аддингтоном. И хотя мир был более выгодным для Франции, Наполеон начал подготовку к новой войне раньше. Потому что на сей раз у него уже имелся план. Или, точнее, наработки.

…Луи Лазар Гош был одним из самых ярких генералов Французской республики. Кто-то считает, что он вполне сопоставим с Наполеоном. В чем Гош точно ему не уступал, так это в амбициозности. Гош любил сложные задачи. Именно Гош первым попытался перенести военные действия на территорию главного врага, Британии.

Начать решили с Ирландии, но первая попытка, предпринятая в самом конце 1796 года, оказалась неудачной. Гош не успокоился. Весной 1797-го – очередная неудача.

Иначе и быть не могло, поскольку «операции», задуманные Гошем, выглядели как чистейшие авантюры. Историки считают, что наиболее уязвимой Англия была во время уже известных нам восстаний на флоте в том же 1797-м, однако французы ситуацией не воспользовались. Гош скоропостижно скончался 19 сентября 1797 года от пневмонии, не дожив и до 30. Но идея осталась.

Она была такой соблазнительной! Казалось бы, всего-то дел – пересечь узкий Ла-Манш. В 1798-м уже готовили армию, хотели поставить во главе ее генерала Бонапарта. Бонапарт, изучив ситуацию, отказался. Отправился в Египет, вернулся, дальше вы всё знаете. Почему спустя несколько лет он снова вернулся к идее вторжения?

Во-первых, потому, что идея по-прежнему крайне привлекательна. Во-вторых, сейчас уже он – полновластный владыка Франции. Сделать то, что другим оказалось не под силу, – это как раз в духе Наполеона. К тому же, повторим, вопрос уже давно изучался, и на что опереться – есть.

Еще в 1801 году первый консул имел долгий разговор с Пьером-Александром-Лораном Форфе, своим первым морским министром. Форфе – исключительно талантливый инженер, кораблестроитель, администратор с огромным опытом. Форфе и рассказал Бонапарту о своей одержимости идеей «малого флота». «Нужно насытить канал мелкими кораблями и в спокойную погоду, летом, вы сможете пересечь его с войсками».

Бонапарту понравилось, его адмиралам –