— На самом деле, ничего страшного нет. Я ввел ее в кому для того, чтобы дать мозгу возможность восстановиться, — пояснил доктор Раффинг. — Надеюсь таким образом нам удастся предотвратить распространение отека мозга.

— А если не получится его предотвратить?

Врач похлопал меня по колену, прежде чем встать.

— Будем решать проблемы по мере их появления!

— Можно мне ее увидеть?

— Да, только больную ни в коем случае нельзя тревожить! — предупредил доктор, направляясь к палатам.

— Можно Афродите со мной?

— Мне очень жаль, но сейчас я могу пустить только одного посетителя.

— Ничего страшного! — поспешно успокоила меня Афродита. — Мы с Дарием ждем тебя здесь. Главное, не бойся. И помни — это по-прежнему твоя бабушка.

Я кивнула и закусила щеку, чтобы не разреветься.

Доктор Раффинг привел меня к палате, остановился перед дверью и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Ваша бабушка подключена к куче разных трубочек и аппаратов. Выглядит страшновато, но в этом нет ничего особенного.

— Она дышит самостоятельно?

— Да, и сердцебиение у нее хорошее и ровное. Вы готовы?

Я кивнула, и доктор распахнул передо мной дверь. Не успела я переступить порог, как услышала громкое хлопанье птичьих крыльев.

— Слышали? — шепотом спросила я доктора.

— Что именно?

Я посмотрела в спокойные глаза доктора Раффинга и поняла: он не слышал, как хлопают крылья пересмешников.

— Ничего, извините!

Доктор коснулся моего плеча.

— Состояние, конечно, тяжелое, но у вашей бабушки очень сильный и здоровый организм. У нее отличные шансы!

Я медленно подошла к кровати. Бабушка казалась такой маленькой и хрупкой, что у меня из глаз снова хлынули слезы. Все ее лицо было разбито и обожжено. Швы на порванной губе, швы на подбородке… Вся голова забинтована, как белый шар, правая рука в толстом гипсе, из которого торчат какие-то устрашающие металлические скобки и винты…

— У вас есть вопросы? — тихо спросил доктор Раффинг.

— Да! — решительно ответила я, не сводя глаз с лица бабушки. — Моя бабушка из племени чероки, и я знаю, что она будет чувствовать себя лучше, если я позову шамана. — С трудом оторвав взгляд от изуродованного лица бабушки, я посмотрела на доктора. — Не подумайте, будто я вам не доверяю! Я хочу пригласить шамана не для ее исцеления, а только для поддержания духа.

— Полагаю, это можно устроить, но только после того, как ее переведут из реанимации.

Я едва удержалась, чтобы не заорать на него: «Нет! Шаман нужен ей здесь и сейчас!»

— Поймите, у нас католический госпиталь, — по-прежнему тихо, но искренне проговорил доктор Раффинг. — И мы позволяем только…

— Католический? — воскликнула я, чуть не плача от облегчения. — Значит, монахиню-бенедиктинку к бабушке пустят?

— Без сомнения! Сестры и священники часто посещают наших пациентов.

— Отлично! Я знаю одну замечательную монахиню, — улыбнулась я.

— Прекрасно! Есть еще вопросы, на которые я мог бы ответить?

— Да! А где у вас тут телефонный справочник?

Не знаю, сколько времени прошло. Дария и Афродиту я отправила обратно в школу, несмотря на их яростный протест. К счастью, Афродита понимала: нужно, чтобы она проследила за всем в Доме Ночи, и я не волновалась об этом, находясь здесь и занимаясь бабушкой. Дарию я пообещала не оставлять без него госпиталь и когда освобожусь, обязательно позвонить, чтобы он приехал за мной, хотя от больницы до школы было меньше мили, и я могла запросто дойти пешком.

В отделении реанимации время течет медленно. Окон во внешний мир нет, палаты погружены в полумрак и тишину, нарушаемую лишь щелканьем, звяканьем и стуком больничной техники. Я подумала, что это своего рода зал ожидания смерти, и от этой мысли окончательно пала духом.

Я не могла оставить бабушку. Я не могла оставить ее по крайней мере до тех пор, пока мое место не займет кто-то, готовый защищать ее от демонов. Поэтому я просто сидела, ждала и смотрела, как ее погруженный в искусственную кому организм борется.

Я держала бабушку за руку и тихо напевала колыбельную чероки, которую не раз слышала перед сном, когда в палату вошла сестра Мари Анжела.

Взглянув на меня, потом на бабушку, она раскрыла объятия. Я бросилась к ней, и мои всхлипы утонули в мягких складках монашеского облачеиия.

— Ш-ш-ш, дитя! Все образуется. Твоя бабушки в руках Девы Марии! — бормотала аббатиса, похлопывая меня по спине.

Когда ко мне, наконец, вернулся дар речи, я посмотрела на монахиню и поняла, что рада ей. как никому в жизни.

— Спасибо, что пришли, сестра

— Ты оказала мне честь, сразу позвонив в аббатство, но, к сожалению, мне пришлось задержаться. В монастыре столько дел, никак не получилось вырваться пораньше, — приобняв меня, монахиня приблизилась к бабушкиной кровати.

— Пустяки, главное, вы все-таки приехали! Сестра Мэри Анжела, это моя бабушка, Сильвия Редберд, — еле слышным шепотом представила я. — Она моя единственная семья, у меня нет никого ближе нее. Я очень, очень ее люблю.

— Должно быть, она особенная женщина, раз сумела сохранить любовь и преданность такой внучки.

Я бросила быстрый взгляд на сестру Мэри Анжелу.

— В больнице не знают, что я недолетка.

— Неважно, кто ты, — твердо ответила сестра Мэри Анжела. — Если тебе или твоим родственникам нужна медицинская помощь и уход, больница Святого Иоанна должна предоставить вам и то, и другое.

— На деле так не всегда получается…

— Хотелось бы возразить, но, увы, не могу, — пристально глядя на меня, сказала монахиня.

— Так вы поможете мне, не открывая им, кто я?

— Да, — ответила она.

— Вот хорошо! Понимаете, без вас мы с бабушкой не справимся!

— Что я должна делать?

Я взглянула на бабушку. Все время, что я провела в палате, она спокойно спала. Я больше не слышала хлопанья крыльев и не чувствовала присутствия зла, но боялась оставить ее одну хоть на минуту.

— Зои?

Посмотрев в полные доброты и мудрости глаза удивительной монахини, я решила открыть ей всю правду.

— Мне нужно поговорить с вами, но только не здесь. Я боюсь, что нас подслушают или помешают, но и оставить бабушку без защиты я тоже не решаюсь.