В связи с поставленным Сталиным вопросом о задачах советских вооруженных сил в войне против Японии 28 сентября 1944 г. Рузвельт одобрил стратегический план, по которому на СССР возлагалось выполнение следующих задач: «Прервать транспортную связь между японской метрополией и Азиатским континентом; разгромить японские войска в Маньчжурии и уничтожить их авиационные части и соединения; обеспечить господство в воздухе над Южным Сахалином и Хоккайдо»{463}.

Между тем осознание неизбежности поражения стран оси в войне крепло не только у политиков Японии, но, что было весьма важно, и у высших военных чинов. Особую активность в поисках пути достижения почетного мира как для Германии, так и для Японии проявил назначенный 22 июля 1944 г. военным министром фельдмаршал X. Сугияма, ранее занимавший пост начальника генерального штаба армии. Он предлагал вернуться к «идее» выступить посредником на переговорах о прекращении советско-германской войны.

Как отмечалось выше, советское правительство решительно отвергло подобное «предложение» японцев, сделанное в первый раз еще в

1943 г. Позиция СССР по этому вопросу была четко определена в приказе Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1943 г. В нем указывалось: «Болтовня о мире в лагере фашистов говорит лишь о том, что они переживают тяжелый кризис. Но о каком мире может быть речь с империалистическими разбойниками из немецко-фашистского лагеря, залившими кровью Европу и покрывшими ее виселицами? Разве не ясно, что только полный разгром гитлеровских армий и безоговорочная капитуляция гитлеровской Германии могут привести Европу к миру? Не потому ли болтают немецкие фашисты о мире, что они чувствуют приближение грядущей катастрофы?»{464}

В 1943 г. советское правительство отказалось принять предложение Японии о приеме в Москве специальной «миротворческой миссии», заявив: «При существующей обстановке в условиях нынешней войны Советское правительство считает возможность перемирия или мира с гитлеровской Германией или ее сателлитами в Европе совершенно исключенной».

Несмотря на заявленную советским правительством твердую позицию по поводу «перемирия», спустя год Сугияма и его единомышленники сочли возможным вновь предложить СССР свои «услуги», считая, что изменившаяся обстановка якобы этому способствует. 5 сентября 1944 г. Сугияма на заседании Высшего совета по руководству войной[15]следующим образом оценил ситуацию и шансы на успех посреднической роли Японии: «Командование сухопутных сил, основываясь на данных разведки, считает, что Советский Союз с начала войны с Германией уже потерял более 15 миллионов человеческих жизней, лишился большой части материальных средств и испытывает усталость от войны. К тому же международная обстановка такова, что наблюдаются противоречия между СССР и Великобританией в Средиземном море, в Юго-Восточной Европе, районе северных морей и других местах. Не исключена даже возможность военного столкновения между США и СССР. С другой стороны, хотя Гитлер вновь планирует наступление на Восточном фронте, он вполне сознает невыгодность продолжения войны с СССР. Таково реальное положение, существующее между Германией и Советским Союзом. Именно поэтому складывается благоприятный момент для активной посреднической помощи Японии в достижении перемирия между Германией и СССР»{465}.

Вскоре японское правительство предприняло конкретные шаги, направленные на организацию такого посредничества, направив через японского посла в Москве Сато предложение советскому правительству о посылке в Москву специальной японской миссии. Японское правительство мотивировало свое предложение желанием обменяться мнениями по вопросам советско-японских отношений.

Послу СССР в Вашингтоне было поручено информировать об этом американское правительство. В телеграмме Молотова от 23 сентября послу Громыко поручалось конфиденциально довести до сведения американцев, что «Советское правительство, зная хорошо, что указанная миссия имеет своей задачей не столько вопрос об отношениях между Японией и СССР, сколько выяснение вопроса о возможности заключения сепаратного мира между Германией и СССР, отклонило предложение японского правительства»{466}.

Хотя американцы по линии своей разведки знали о замыслах японского правительства втянуть СССР в переговоры с Германией, официальное подтверждение этого, а также строгое выполнение советским руководством обязательств по недопущению любых сепаратных переговоров с противником свидетельствовало, что СССР ведет честную игру и будет верен всем взятым на себя обязательствам. Рузвельт не преминул выразить свое удовлетворение по этому поводу. В своем послании Сталину от 5 октября 1944 г. он писал: «…Теперь Вы, вероятно, уже получили от генерала Дина сообщение о позиции нашего Объединенного штаба по поводу войны против Японии, причем я хочу еще раз повторить Вам, что я полностью принимаю те заверения по этому вопросу, которые Вы дали нам. Наши три страны ведут успешную войну против Германии и, конечно, мы с неменьшим успехом можем объединиться в разгроме нации, которая является, я уверен, столь же большим врагом России, как и нашим»{467}.

В октябре, после очередной беседы со Сталиным, Гарриман информировал Вашингтон о том, что СССР не только дал согласие на вступление в войну, но и обязался направить на Дальний Восток максимальные силы.

7 ноября 1944 г. Рузвельт в четвертый раз был избран на пост президента США. Своеобразным подарком Сталина американскому президенту стало упоминание им Японии в докладе, посвященном 27-й годовщине Октябрьской революции, как «агрессивного государства». Тем самым, по существу, было выражено отношение к Японии как к государству, враждебному целям и задачам Советского Союза по скорейшему достижению мира. Слова Сталина взволновали японское правительство, были восприняты им как указание на возможность присоединения СССР к борьбе с японскими агрессорами. По достоинству был оценен этот шаг Сталина американцами. «Гарриман не скрывал, — писал Громыко из Вашингтона, — что ему больше всего понравилось то место доклада Сталина, где он упоминает о Японии. Такая прямота, по словам Гарримана, в настоящее время явилась даже несколько неожиданной…»{468}

По мере того как приближался срок новой встречи лидеров «большой тройки», шла подготовка к конференции, вырабатывались принципиальные позиции сторон. Хотя на Крымскую (Ялтинскую) конференцию были вынесены такие важные вопросы, как завершение войны против Германии, послевоенное устройство Европы, территориальные вопросы, учреждение Организации Объединенных Наций, особое значение США придавали обсуждению вопроса о полномасштабном участии СССР в войне с Японией. Государственный секретарь США Э. Стеттиниус признавал, что на Ялтинской конференции делегация США хотела прежде всего вступления СССР в войну против Японии{469}.