Однако Белинскому первому представилась возможность прибегнуть к отвлекающему маневру. В конце улицы за спиной патруля послышался шум проезжавшего автомобиля.

– Это за мной, – уверенно произнес он, качнув подбородком в ту сторону.

Солдаты машинально глянули назад, и этого мгновения капитану хватило, чтобы приставить наган к груди подпоручика.

– Винтовки на землю! – жестко скомандовал Белинский.

Солдаты замерли в замешательстве. Наконец, переглянувшись, они нехотя подчинились, положив карабины на брусчатку, но в эту секунду подпоручик резко отбросил руку Белинского и схватился за кобуру. Но оказался недостаточно быстр, отчего и получил сильный удар по шее рукояткой нагана, упал на колени и, потеряв сознание, рухнул на тротуар. Один из солдат успел подхватить с земли карабин, сделал резкий выпад и достал штыком плечо капитана. Но Белинский успел спустить курок. Солдат упал. Второй испуганно попятился, резко повернулся и побежал.

Зажав рану рукой, капитан бросился прочь в ближайший переулок. Укол штыка был неглубокий, но пришелся прямо в рану, полученную еще на болоте. Кровь просочилась сквозь одежду и капала на мостовую. Резко закружилась голова, стало подташнивать.

«Так не уйти далеко», – осознал он. Белинский остановился и прижался к стене. Осмотрелся. По силуэтам домов догадался, что находится с тыльной стороны все того же Францисканского монастыря. Собрав последние силы, он полез через каменную ограду.

Настоятельница женского монастыря госпожа Стояновская уже заканчивала вечернюю молитву, когда за окном хлопнул выстрел. Перекрестившись, аббатиса с минуту прислушивалась, а потом произнесла заключительные слова:

– Panie Boże, dziękuję Ci, żeś doprowadził do końca ten dzień[211].

Но день, похоже, еще не закончился. Вскоре в дверь постучала одна из ее восемнадцати послушниц и испуганно сообщила, что у стены на грядке с лекарственными растениями лежит без сознания раненый офицер.

Накинув широкий черный плащ, Стоянове кая поспешила во двор. Бегло осмотрев раненого, она распорядилась перенести его в привратницкую и послала за врачом.

Монастырский врачеватель, давний друг аббатисы Роберт Памперль жил недалеко и вскоре явился. Больничная[212]помогла ему снять с раненого лейтенанта китель и обработать рану. Затем он начал накладывать швы.

Резкая боль привела «лейтенанта» в чувство.

– Где я? – вырвалось у Белинского по-русски, когда он приоткрыл веки.

Русская фраза вызвала замешательство. Доктор вопросительно взглянул в широко раскрытые глаза настоятельницы и, не проронив ни слова, продолжил зашивать рану.

– Ничего серьезного. Если не будет заражения, быстро заживет, – констатировал Памперль, укладывая инструменты в сумку. Бросив на Белинского еще раз острый взгляд, он вместе с настоятельницей вышел из привратницкой.

– Роберт, ты, конечно, сделаешь все, что положено? – спросила его аббатиса, провожая по коридору.

Доктор ответил, только когда они вышли на крыльцо:

– Ты знаешь? Мне в голову пришла странная мысль: не само ли провидение послало сюда этого русского? Не сегодня завтра они будут здесь. И может, именно он спасет твой монастырь от бесчинств казаков? – Памперль криво улыбнулся и добавил: – А может, и меня от путешествия в Сибирь.

Взглянув на прояснившееся небо, он не стал открывать зонт и как бы про себя заметил:

– Следы, наверное, дождь смыл. Но я бы все же послал кого-нибудь на рассвете проверить.

Уже сойдя со ступенек, он еще раз обернулся к застывшей у двери настоятельнице:

– В любом случае наша совесть чиста – он уже не сможет сделать ничего дурного войскам кайзера.

Настоятельница вернулась к себе, дав указание больничной принести раненому большую чашку козьего молока.

У нее абсолютно не было никакого желания принимать какие-либо решения. Утром она обо всем сообщит епископу.

Оставшись один, Белинский задумался. Как долго он может здесь оставаться в безопасности? Хватит ли ему сил выполнить задание, да и как его теперь выполнить? А что, если попробовать передать сигналы отсюда, сверху Францисканского костела? Его две башни не так высоки, как колокольня, но все же с них наверняка просматривается уходящее на юго-запад русло Сана, откуда совсем скоро будут ждать его сигналов.

Но как попасть в костел? Флора!!

Дверь неожиданно открылась, и вошла больничная с кружкой молока на подносе. Молча его поставив, она направилась к двери. Белинский окликнул ее и, поблагодарив за молоко, спросил: не могла бы она позвать к нему сестру Флору?

Необычная просьба смутила ее.

– Для этого нужно позволение настоятельницы, – кротко ответила монахиня, – но она уже почивает, и беспокоить ее я не вправе.

– Тогда прошу передать сестре Флоре, что я здесь.

Та не ответила и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Капитан ждал. Горячее молоко придало силы. Он с трудом поднялся, набросил китель.

«Что еще можно предпринять в этой почти безнадежной ситуации?» – судорожно соображал он. До подъема аэростата оставалось совсем мало времени. О нем, скорее всего, настоятельница или этот доктор уже сообщили военным. Еще полчаса – и, если Флора не придет, надо пробовать пробраться в костел самостоятельно.

Он продолжал лихорадочно искать выход, но мысли путались. Сознание все больше обволакивал туман, который не позволял мыслить ясно. Он снова упал на широкую лавку и незаметно для себя уснул.

Капитан проснулся от легкого прикосновения чьей-то руки – рядом стояла Флора.

Никем не замеченные, они прошли в костел, окруженный строительными лесами. Внутри везде валялись груды кирпича, доски, бочки с краской. Полвека назад костел сильно пострадал от пожара, и только накануне войны здесь приступили к серьезным ремонтным работам. Монахиня принесла его сумку, простилась и закрыла за собой тяжелые церковные двери. Дальше, уже наверх, Белинский пробирался сам. Каждый неверный шаг при свете фонаря по разрушенной лестнице и недостроенным подмосткам грозил падением вниз. Когда он наконец достиг звонницы, силы были на исходе. Он тяжело опустился на пол и несколько минут лежал неподвижно. Холодный, пронизывающий ветер из проемов в стене немного взбодрил. Капитан взглянул на часы – аэростат уже должен быть в воздухе. Собрав последние силы, он поднялся и принялся собирать сигнальное устройство.

Из подкладки сумки извлек асбестовый лист и свернул из него трубу. Вложил туда несколько пиротехнических палочек, спрятанных в револьверных гильзах.