— Нет-нет, все в порядке.

— Как Джонас?

— Насколько я знаю, прекрасно. Он, кажется, в Гонконге.

— Везет ему. Садитесь, пожалуйста.

Я сел, через минуту-другую Марта поставила передо мной чашку с чаем. Я прихлебывал чай, не зная, о чем говорить.

— Ну вот. — Марта села напротив.

Зачем я здесь? — подумал я. У нее хороший дом, семья, двое чудесных обласканных детей, пара дружелюбных собак. На кой черт я притащил всю эту боль к ее порогу?

— Наверное, я пойду, — сказал я. — Не хочу вам мешать.

— Вы не мешаете. Ничуть.

— Понимаете, я должен был приехать. — Груз прошлых лет давил все сильнее. — Мне надо с ним увидеться. Объяснить.

— Что — объяснить?

Я посмотрел ей в глаза и покачал головой. Если у меня нет слов для нее, как же я собираюсь говорить с ним?

На лицо ее набежала тень, стерев улыбку. Марта хотела что-то сказать, но в двери скрежетнул ключ, и я вскочил, объятый страхом, что наступает момент, который я, возможно, не переживу. Марта негромко окликнула мужа. Эйдан шел в кухню.

— Что за день! — говорил он. — Эйнар затянул с накладными, а когда все же закончил, взял и…

На пороге он смолк, а на меня обрушилось многолетнее нагромождение лжи и обмана, страданий и жестокости, к которым и я приложил руку, ибо кто, как не я, оставил племянника на растерзанье упырю?

Меня скрутило болью, я рухнул на стул и зашелся в рыданиях.

— Прости… — давясь словами, выговорил я вместо приветствия. — Я не знал… клянусь… пожалуйста, прости… я не знал… — Голос мой осекся, я стал бесформенной кучей из слез, слюней и соплей, Марта, пораженная разыгравшейся сценой, зажала рукой рот, а Эйдан, добрый человек, стократ лучше, чем все они вместе взятые, поставил сумку на пол, подошел ко мне и, обняв за плечи, притянул к себе.

— Перестань, дядя Оди, — сказал он. — Не плачь. А то я сам заплачу, и меня уже не остановишь.

Через два дня мы встретились в Осло, в тот вечер вскоре я покинул дом племянника. Когда эмоции немного улеглись, возникла напряженность: Эйдан, уставясь в пол, молчал, Марта поддерживала светскую беседу, и я стал прощаться.

— Я свалился как снег на голову, — сказал я. — Надо было, конечно, уведомить о моем приезде. Может, как-нибудь на днях свидимся, если надумаешь?

От работы на воздухе лицо Эйдана загорело и обветрилось, трехдневная щетина как будто замерла в своем росте. У него глаза Кристиана, думал я, а взгляд точно как у Ханны, когда она посматривает украдкой. Малыш-весельчак бесследно сгинул, превратившись в стопроцентного мужика.

— Ты надолго приехал? — наконец спросил Эйдан.

— Пробуду, сколько надо, — сказал я. — Номер в отеле забронирован на несколько дней, но если ты скажешь: «Вали в свой Дублин», я так и сделаю.

Эйдан только невозмутимо кивнул. Я глянул на Марту, но она явно не собиралась вмешиваться.

— Я оставлю свои координаты. — На листке я записал адрес отеля. — Позвони, если захочешь поговорить.

На том мы и распрощались.

На другой день я гулял по городу, рассеянно осматривая достопримечательности и разглядывая молодых путешественников, обладателей европейского железнодорожного билета. Интересно, думал я, каково было бы вновь стать двадцатилетним сейчас, в 2012-м, когда все вокруг иное? Но потом отогнал эту мысль, сулящую одно расстройство. К вечеру я зашел в собор и поставил свечку перед деревянным изваянием Мадонны с Младенцем, а вернувшись в гостиницу, получил сообщение от Эйдана: завтра по делам он будет в Осло и, если мне удобно, в семь вечера мы могли бы встретиться в баре в районе Акер-Брюгге.

Когда на следующий вечер я разыскал этот бар, Эйдан уже был там — за пивом просматривал спортивный раздел газеты. Заметив меня, он чуть улыбнулся:

— Непривычно видеть тебя в обычной одежде. Я помню тебя только в униформе.

— Распахнутый воротничок мне не идет, — отшутился я.

— Пиво будешь?

— Буду.

Эйдан помахал официанту, и я обрадовался прибытию высоких стаканов. Во рту у меня пересохло, а пиво давало отсрочку, чтобы немного прийти в себя.

— Твоя Марта, похоже, классная, — сказал я.

— Да.

— Она врач?

— Педиатр, — кивнул Эйдан. — У нее своя практика в Лиллехаммере.

— Но это не с ней ты когда-то давно жил в Лондоне?

— Нет, там все закончилось. С Мартой я уже здесь познакомился.

— А сам чем занимаешься?

— Владелец строительной компании. Вернее, совладелец. На паях с кузеном Эйнаром.

— Я его помню, — сказал я. — По свадьбе твоих родителей.

— Нет, на свадьбе был его отец. Эйнару всего двадцать. Он Эйнар-младший.

— Понятно. По дороге из аэропорта мы с твоим отцом, Эйнаром и Свейном напились водки. Приехали тепленькие. Как поживают Эйнар и Свейн?

— У Эйнара все хорошо, он живет неподалеку от нас. А вот Свейн недавно умер. Рак.

Меня накрыло невыразимой печалью по человеку, с которым я был едва знаком тридцать лет назад.

— Ужасно. Ведь он совсем не старый.

— Нет. Сорок с небольшим.

— Он был женат?

— Дважды. Оба раза неудачно.

Я вздохнул.

— А у тебя дети. Мортен и Астрид.

— Да, и что?

— Нет, ничего. Просто было приятно их увидеть.

Эйдан кивнул, хорошо глотнул из стакана и посмотрел в телевизор в углу бара, передававший футбол. Потом нахмурился и уткнул взгляд в столешницу, корябая ногтем желобок на ее краю.

— Наверное, стоило сначала написать тебе, — проговорил я. — Может, так было бы лучше.

— Я уже давно тебя жду, — вдруг сказал Эйдан.

— Правда?

— Джонас говорил, что ты спрашивал мой адрес. Я думал, ты сразу приедешь.

— Я не знал, захочешь ли ты меня видеть. Столько лет минуло с нашей последней встречи. Так много всего произошло.

— У меня — да. А вот в твоей жизни, наверное, никаких перемен?

Я отвернулся. Что это, умышленная бессердечность? Или просто констатация без всякого подтекста? В общем-то, он прав. За исключением того, что теперь я служил не в школе, а в приходе, в моей жизни мало что изменилось.

— Я закажу еще пива. — Я поймал взгляд официантки, и та мигом принесла две пинты.

— Не гони, — сказал Эйдан. — Мы только начали.

— Ничего, я поел, а выпить мне очень и очень нужно.

Мы чокнулись.

— Sláinte[38], — сказал я.