Но победит ли наш герой? И может ли он победить? И вообще, что будет означать для него победа?

Сколько еще предстоит узнать человеку? И что он сделает с этим знанием? А точнее, что оно сделает с ним?

Поживем — увидим. Со временем все само собой прояснится.

Итак, вам карты в руки, маэстро…

Эхронедал находится в двадцати световых годах от Эа. На полпути имперский флот вышел из облака пыли, расположенного между системой Эа и основной галактикой, так что этот гигантский караван, закрутившись в спираль, распростерся на полнеба, — словно миллионы драгоценных камней были подхвачены вихрем.

Гурдже с нетерпением ждал прибытия на Огненную планету. Путешествие казалось ему бесконечным, к тому же его корабль был безнадежно переполнен. Большую часть времени он проводил в своей каюте. Чиновники, придворные и другие игроки на корабле смотрели на него с нескрываемой антипатией, и, если не считать двух посещений линейного крейсера «Неуязвимый», флагманского корабля, где давался прием, Гурдже ни с кем не общался.

Происшествий по пути не случилось, и через двенадцать дней они прибыли на Эхронедал, обитаемую планету во вполне обычной системе желтого карлика, но у Эхронедала была одна особенность.

На планетах, когда-то быстро вращавшихся вокруг собственной оси, нередко можно встретить отчетливые экваториальные вспучивания. Скорость вращения Эхронедала была не запредельной, но достаточной, чтобы образовалась цельная полоса суши — континент, лежащий приблизительно между тропиками. Остальную часть планеты занимали два огромных океана с полярными шапками на полюсах. Необычным же (ни в Культуре, ни в империи ничего подобного не знали) было то, что по континенту вокруг планеты постоянно двигалась волна огня.

Эта волна описывала полный круг приблизительно за год, своими краями касаясь берегов двух океанов. Фронт волны представлял собой почти отвесную линию, и пламя пожирало всю растительность, взошедшую на благодатном пепле предыдущего пожара. Вся наземная экосистема развивалась под влиянием этой огненной стихии. Некоторые растения могли прорезаться только из-под еще теплой золы, их семена оживали под воздействием проходящего жара. Другие расцветали ко времени прибытия огня, быстро разрастались, перед тем как огонь настигал их, и термальные воздушные потоки затем переносили семена в верхние слои атмосферы, откуда те падали на пепел. Сухопутные живые организмы делились на три категории: одни постоянно двигались с той же скоростью, что и волна, вторые пережидали огонь в прибрежных водах, а третьи зарывались в землю, прятались в пещеры или выживали различными способами в озерах и реках.

Птицы циркулировали вокруг планеты пернатым потоком.

В течение одиннадцати пробегов огонь оставался всего лишь большим непрерывным пожаром. На двенадцатом все менялось.

Золоцвет представлял собой высокое, тонкое растение, быстро устремлявшееся вверх после укоренения семени. У него за двести дней до следующего пожара развивалось хорошо защищенное основание, а побег вырастал на десять метров и больше. Когда снова приходил огонь, золоцвет не сгорал — он закрывал свою лиственную крону и оставался в таком положении, пока огонь не уходил, а потом продолжал расти на пепле. По завершении цикла в одиннадцать Больших месяцев, одиннадцатикратного крещения в огне, золоцветы становились крупными деревьями, достигая семидесяти метров в высоту. В результате происходившего в них метаболизма наступал сначала Кислородный сезон, а после него — Всесожжение.

Во время этого бурного цикла огонь не полз — он несся. Это был уже не широкий, но низкий, чуть ли не кроткий лесной пожар — это был ад. Озера исчезали, реки пересыхали, породы спекались от невыносимого жара, все животные, выработавшие собственный механизм сосуществования с пожарами Больших месяцев, должны были искать другой способ выживания — бежать с достаточной скоростью, чтобы опережать Всесожжение, заплывать далеко в океан или на немногие, в основном маленькие, островки у побережья либо залегать в спячку глубоко в разветвленных пещерах, в руслах глубоких рек, в ложах озер и фьордов. Растения тоже переключались на новый механизм выживания — они глубже пускали корни, отращивали толстостенные семенники или оснащали свои термальные семена для высокого и долгого полета и последующего укоренения в спекшейся земле.

В течение Большого месяца после Всесожжения планета задыхалась от дыма, сажи и пепла в атмосфере, находясь на грани гибели, поскольку облака дыма не пропускали солнечные лучи и температура на поверхности падала. Дальше волна огня, съежившись, продолжала свой путь, атмосфера понемногу очищалась, животные снова начинали плодиться, растения опять шли в рост, и сквозь пепел от прежних корневых систем начинали пробиваться маленькие золоцветы.

Имперские замки на Эхронедале, оснащенные немыслимыми поливочными машинами и противопожарными средствами, были построены так, чтобы уцелеть при самом жестоком пожаре и воющих ветрах, порождаемых странной экологией этой планеты. В самой большой из этих крепостей, замке Клафф, последние триста стандартных лет проводились финальные игры, причем их по возможности приурочивали ко Всесожжению.

Имперский флот прибыл на Эхронедал в разгар Кислородного сезона. Флагман оставался над планетой, а сопровождающие его боевые корабли рассредоточились по окраинам системы. Пассажирские суда оставались на орбите, пока посадочная эскадрилья «Неуязвимого» не высадила всех игроков, придворных, гостей и наблюдателей, а потом отправились в ближайшую систему. Шаттлы спускались в прозрачной атмосфере Эхронедала и приземлялись в замке Клафф.

Крепость эта стояла на вершине скалы у подножия гряды выветренных пологих холмов, замыкавшей широкую долину. Обычно из замка открывался вид до самого горизонта на земли, поросшие невысоким кустарником, среди которого то здесь, то там высились тонкие башни золоцветов в той или иной стадии их развития. Но теперь эти растения дали побеги и расцвели, их кроны, в которых гулял ветер, висели над долиной наподобие прикрепленных к земле желтых облаков, а самые высокие стволы поднимались выше замковой куртины.

С приходом Всесожжения живая стена огня обступала замок. От стихии сооружение спасал только двухкилометровый акведук, ведущий из резервуара в невысоких холмах: гигантские цистерны и сложная система разбрызгивания обеспечивали закрытую наглухо крепость водой после прохождения огня. На случай отказа системы в глубине скалы имелись убежища, где жители могли укрываться, пока бушует пламя. Однако пока вода неизменно спасала крепость, и та оставалась оазисом выжженной желтизны среди стихии огня.

Император — тот, кто одерживал победу в финале, — по старинному обычаю должен был находиться в Клаффе при прохождении огня. Он покидал крепость, когда пламя уходило, и сквозь черный дым поднимался в черноту космоса, а оттуда направлялся в свою империю. Игры, однако, не всегда оказывались точно приуроченными к пожару, и раньше императору и его двору порой приходилось пережидать пожар в другом замке, а случалось, что они вообще пропускали Всесожжение. Но на сей раз расчет был точным, и по всем приметам Всесожжение (которое должно было начаться всего в двухстах километрах с подветренной стороны от замка, где золоцветы резко изменили свою обычную форму и размер, превратившись в громады) должно было наступить более-менее вовремя, чтобы стать подходящим фоном для коронации.