Она отодвинула в сторону тарелку с пирожными и пошла к прилавку, чтобы взять стакан воды. Вернувшись за стол, выглянула в окно и посмотрела на знакомый киоск быстрого питания.

«Ты уверена, что хочешь это знать? Ты готова платить за это знание? Поверь мне, это не стоит того».

Она прижала ладони ко лбу.

Фактически он подтвердил все, что она ему сказала. В суде она ничего не докажет, но он — более или менее — подтвердил набросанный ею для себя сценарий.

Давид Линдхольм был вовлечен в какие-то темные дела вместе с Филиппом Андерссоном, неясно, правда, в какие именно. Но они были давно знакомы друг с другом, и оба замешаны в убийстве на Санкт-Паульсгатан.

Теперь убили и Давида. Филипп Андерссон предпочел остаться в живых, пусть даже ценой пожизненного заключения.

«Это не может быть простым совпадением. Это как-то связано».

Трех жертв в Сёдермальме насмерть зарубили топором.

Давида застрелили.

Никакого сходства в почерке преступления.

За исключением жестокости убийства. В случае с Давидом это была символическая кастрация.

Она судорожно вздохнула.

Не укради. Отрублены руки. Не прелюбодействуй. Отрубили мошонку с членом.

«Если Филипп Андерссон невиновен, то, значит, убийца до сих пор гуляет на свободе. Черт возьми, это же может быть один и тот же человек».

Вдруг ее как громом поразило.

«И это не Юлия! Значит, Александр, возможно, жив!»

Она извлекла из сумки мобильный телефон и набрала номер тюрьмы Кронеберг. Нет смысла общаться с этим недалеким адвокатом. Ограничения режима, наложенные на Юлию Линдхольм, были сняты, так что теперь она сможет ее посетить.

— Меня зовут Анника Бенгтзон, я корреспондент газеты «Квельспрессен», — представилась она дежурному. — Я в свое время была в патрульной машине с Юлией Линдхольм. Это было четыре с половиной года назад. Мы обе в то время были беременны. Я уверена, что она невиновна, и хотела бы взять у нее интервью. Вы можете удовлетворить мою просьбу?

Анника продиктовала номера мобильного и домашнего телефона.

Потом она встала и направилась к станции, хотя до поезда оставалось еще полчаса.

В Халльсберге она пересела на поезд, идущий в Стокгольм. Это был тот же состав, который утром привез ее сюда. Анника заставила себя собраться и подумать, чтобы упорядочить свои мысли и объективно их оценить.

«Действительно ли я наткнулась на что-то стоящее или гонюсь за тенью?»

Согласно билету, она села в вагон первого класса — в первый вагон на десятое место.

Только пройдя через весь поезд, Анника убедилась, что ее вагон был единственным вагоном первого класса. Во всех остальных места были расположены тесно, как сардины в консервной банке. Единственное удобство — раскладной столик в спинке расположенного впереди кресла.

«Как это характерно для шведских железных дорог. Берут деньги, но не предоставляют удобств».

Единственным, которое оказалось занятым в первом вагоне, было место номер десять. На нем расположился какой-то толстяк с объемистым кейсом и толстой курткой, небрежно брошенной на полку.

Анника села на первое попавшееся свободное место. Поезд дернулся и быстро набрал скорость. Через полминуты городок исчез из вида. Анника смотрела на пролетавший мимо ландшафт, на голые деревья с почерневшими от холода ветвями, на амбары, на брошенную машину, на двор, заставленный поленницами, красные дома, вспаханные поля. Мимо промелькнул завод «Шведская кнопка», пролетели фермы за каменными оградами, а дальше начались бескрайние сосновые леса.

Анника извлекла из сумки мобильный телефон и тщательно обдумала текст сообщения. Она не хотела слишком много обещать.

«Я встретилась с Филиппом Андерссоном. Много пищи для размышлений. Думаю, Юлия невиновна. Мы можем встретиться?»

Она со вздохом откинулась на спинку кресла.

Близ Кильсмо мимо промелькнул водоем с коричневато-серой водой. По недавней вырубке пробежали два оленя. Анника посмотрела им вслед, стараясь разглядеть их после того, как они скрылись в густом подлеске, и ее вдруг словно обожгло, настолько знаком был ей этот пейзаж. Это же Сёдерманланд, где она выросла, Сёдерманланд с его упрямством и настороженной замкнутостью.

«Бабушка!»

Она едва не задохнулась от силы нахлынувшего чувства, в груди стало горячо от воспоминаний. Она закрыла глаза и вновь оказалась на кухне деревенского дома в Люккебо, в обдуваемом всеми ветрами домике среди густого леса, на берегу озерка Хюльтшён. Сосны там, казалось, доставали до небес. Пахло сырым мхом и мокрыми сосновыми ветками. Шелестели кусты, и что-то бормотал полузамерзший ручей. На подоконнике работал транзисторный приемник — по субботним утрам «Топ-20», а поздно вечером «Эльдорадо», «ночные радости и музыка звезд». Вспомнила она и вечно хлопотавшую по хозяйству бабушку, как она вязала, читала… Вспомнила тишину и звук своего дыхания, хрупкость замерзших лисичек, холодок в пальцах, когда прикоснешься к ним, чтобы сорвать.

Поезд затормозил, подъезжая к Вингокеру, и Анника открыла глаза: самодельное футбольное поле, автостоянка, дома из коричневых и белых панелей. Она моргнула глазом, поезд тронулся, и все исчезло, хищная птица на дереве, какие-то озера… Наверное, это Кольснарен.

«Где найдут твердую почву под ногами мои дети? Где найдут они свою опору? В каких запахах? В каких домах, в каких комнатах? В каком пространстве, в какой музыке?»

Мусорная свалка, пригородные коттеджи. Они приближались к Катринехольму.

«Время — это единственное, чем располагают все. Когда ты молод, кажется, что его так много, что оно никогда не кончится, но наступает момент, когда ты вдруг понимаешь, что оно уже ушло».

На улице стемнело, Анника начала видеть в окне свое отражение. Вид у нее был утомленный, лицо побледнело и осунулось. Это была не красивая голливудская бледность — лицо казалось жестким и костистым.

Поезд остановился между сберегательным банком и «Макдоналдсом». Все дома на привокзальной площади были такими знакомыми и такими недосягаемыми. Когда-то она жила здесь, была своей, но предпочла уехать. Эти улицы никогда больше не будут ее улицами, и они никогда не станут улицами ее детей.

Она отвернулась, чтобы не видеть толпу, хлынувшую в вагон.

«Думаю, Юлия невиновна».

Нина еще раз перечитала текст, прежде чем написать ответ.

Думаю, что действительно.

«Думаю, что действительно».

Она раздраженно нажала кнопку, чтобы избавиться от сообщения.

У нее только что закончился двухнедельный отпуск, и сегодня в 20.00 ей предстояло заступить на ночное дежурство. Сначала она три дня провела на суде с Хольгером и Виолой, а потом прожила неделю на их ферме близ Валлы. Она гуляла по полям с отцом Юлии, смотрела, сидя на диване, телевизионные сериалы с ее матерью, и все это время в комнатах и конюшнях ощущалась беспросветная, тяжелая, неизбывная пустота.