никого не шантажировал, — спокойно произносит Динар. — И, узнав о Тимуре, не стал звонить тебе и просить не появляться в нашей жизни, как это сделал бы ты. У меня всё по-честному. Я отошёл в сторону, предоставил ей право выбора. И она его сделала. Прими его достойно и перестань рвать ей сердце. Она сильно переживает из-за вашего разрыва, сожалеет, что причинила тебе боль.

— По-честному? Это как? — Илья будто не слышит Динара. — Девочку доводить до невменяемого состояния, а потом бросать одну на произвол судьбы? И где ты был два года, пока она одна воспитывала ребёнка? Не было тебя!

— Потому что я ничего не знал о Тимуре. И если бы не обстоятельства, то не оставил бы Наташу. Зря ты сталкиваешь нас со своим отцом лбами. Скорее всего, из-за обиды это делаешь, но разве не понимаешь, к чему это приведёт и чем закончится?

Интуиция подсказывает выйти, но я не могу сделать и шага. Наблюдаю за ними и прислушиваюсь к каждому слову. Кажется, они не в первый раз общаются?

— А мне плевать, к чему это приведёт! Ты бы улетал, Асадов, и больше не появлялся. У тебя там жена вроде имеется? Вот с ней играй в любовь. А Наташу оставь в покое. По-хорошему прошу, оставь!

— А если не оставлю? — усмехается Динар.

— Контракты свои можешь сворачивать. И другу своему передай, что в делах у вас наступила чёрная полоса. Отец курирует сферы, где вы развернуться хотели. Так вот, ничего вам не светит в этом городе, не выиграете ни один тендер. И жизни тебе здесь не будет. Я обещаю. Придётся переезжать. Если, конечно, дорожишь репутацией и деньгами. А ты ведь дорожишь? Дети, росшие без родителей, часто имеют психологические травмы и не любят расставаться с нажитым имуществом. Так ведь?

Замечаю, что Динар сжимает кулаки и щурится. Не нужно было Илье упоминать про тяжёлое детство Асадова. Запретная тема.

— Свернуть бизнес предлагаешь? А почему бы и нет? Войну развязывать я не стану. Наташу с сыном заберу и улетим, когда она будет готова к этому шагу. А вот ты бы успокоился и перестал разводить грязь вокруг моего имени. Не думаешь же ты, что в правительстве сидят кристально чистые люди, которые не занимаются обналом, счета левые за границей не имеют? Можно в одночасье остаться у разбитого корыта. Нищим. С кучей проблем и врагов.

— Ублюдок. Лучше бы тебя пристрелили, честное слово, — выплёвывает Илья и кривит лицо.

— И Паше угрожать не нужно. У него тоже связи имеются. Мы с двух сторон зажмём так, что мало не покажется. А мне бы этого не хотелось. У Наташи к тебе остались чувства, она уважает тебя. Пусть так и дальше остаётся. Заканчивай активную деятельность. Мыльный пузырь это всё, Илья. Ты жизнь себе загубишь, отца подставишь. И ничего не добьёшься.

— Да пошёл ты! Благодетель выискался.

Я до боли стискиваю зубы. Невыносимо за этим наблюдать.

— Надеюсь, мы услышали друг друга. Наташе что-нибудь передать?

Динар само спокойствие, но я вижу, что это напускное и он очень напряжён. Возможно, держится из последних сил, чтобы не ударить Илью в челюсть. Надеюсь, что до драки не дойдёт. Им нечего делить. Я свой выбор сделала.

— Да. Передай, что она однажды проснётся и пожалеет, что тебя выбрала. Блядь, она же из-за тебя вены хотела перерезать, клялась, что больше никогда в твою сторону не посмотрит, а сейчас снова на те же грабли. Мразь, ты Асадов! — Илья сплёвывает на землю.

Я больше не слушаю их разговор и отхожу от окна. Ложь! Какая всё ложь! Да, мне было больно после расставания с Динаром, но вены я не хотела себе перерезать! Зачем Илья это сказал? У меня даже в мыслях подобного не было! Никогда!

Почему Ракитин так себя ведёт?

Прокручиваю в голове все слова, которые услышала, и ничего не понимаю. Динару угрожает опасность? Поэтому он хочет, чтобы мы улетели из России? Надоело сражаться за место под солнцем? Хочет спокойствия? Безопасности для нас с Тимуром? Потому что у него много врагов, а в Европе есть защита?

Не знаю, сколько проходит времени. В себя я прихожу, когда замечаю, что Тимур ворочается во сне и всхлипывает. Отвлекаюсь от панических мыслей, возвращаясь в реальность. Заглядываю в детскую — сын спит. Поправляю одеяло, глажу его по голове и иду вниз. Динара нигде нет. Я хочу выйти на улицу и посмотреть, стоит ли во дворе его машина, но слышу грохот из подвала. Спускаюсь по лестнице и замираю в дверном проёме, наблюдая, как Асадов бьёт грушу. Без перчаток. Ведь собьёт костяшки в кровь!

Проходит минут десять, и я уже хочу к нему подойти, попросить остановиться, но Динар сам прекращает. Обвивает грушу руками, утыкается в неё лбом и часто дышит. Из его лёгких вырывается сдавленный хрип. Я понимаю, что нужно уйти, что он спустился выместить эмоции после разговора с Ильёй, но стою и не могу пошевелиться, словно ноги залили бетоном.

Динар

Кожу на кулаках саднит, но эта боль — ничто в сравнении с той, которая рвёт на части сердце. Не знаю, как удержался от того, чтобы не подняться наверх и в лоб не спросить у Наташи, правда ли, что она хотела перерезать себе вены? Беременная? Или после рождения Тимура? Может, сучёныш наврал? В голове подобное не укладывается. Она бы не смогла...

Меня потряхивает от неконтролируемой злости. До такого состояния меня практически невозможно довести, особенно постороннему человеку, но у Ракитина это получилось. Буквально парой брошенных фраз, которые попали в цель.

Слышу посторонний звук и оборачиваюсь. За спиной стоит Наташа. Она уронила видеоняню. Медленно поднимает её, не сводя с меня влажных глаз. Щёки бледные, и намёка нет на румянец. Ещё чуть-чуть, и расплачется. Да ладно? Неужели подслушала наш разговор с Ракитиным?

— Динар, я...  — голос Наташи разрывает звенящую тишину.

— Подсматривала? —  перебиваю её, но она отрицательно качает головой. — А как же это, по-твоему, называется? — нажимаю интонацией голоса.