Нежность. Она росла в ней, и Адриенна старалась подавить это чувство. Ей хотелось провести пальцами по его щеке, прикоснуться к нему, дотронуться до его волос, запустить в них пальцы. Ей хотелось убедиться в том, что все произошедшее между ними ночью случилось на самом деле, а не пригрезилось ей.

Осторожно она потянулась к нему рукой, пробежалась кончиками пальцев по его коже, и в этот момент его глаза открылись. Адриенна отдернула руку.

Филипп, рефлексы которого не притуплялись даже во сне, обхватил пальцами ее запястье и поднес руку к губам.

– Привет.

– Доброе утро. – Адриенна вдруг почувствовала себя неловко, нелепо, неуютно. – Мы все проспали.

– Но ведь для того и существуют праздники. – Филипп перекатился в постели и уткнулся лицом в шею Адриенны. – А также для других приятных занятий.

Она закрыла глаза. Неужто так трудно подавить в себе страсть? Она хотела его теперь даже больше, чем ночью.

Влечение к любимому, после того как она познала его нежность и страсть, всецело овладело ею.

– А как насчет завтрака? – спросила она, стараясь ничем себя не выдать.

Филипп отодвинулся.

– Проголодалась?

– Умираю от голода.

– Может, заказать завтрак по телефону?

– Да нет, – сказала она, ненавидя себя за обман. – Пожалуй, лучше сначала принять душ, а потом отправиться понырять в Паланкар.

– Ты наняла лодку? – Нет.

Когда он сел в постели, Адриенна отстранилась, чтобы их тела больше не соприкасались.

– Позволь мне позаботиться об этом. Я и сам с удовольствием приму душ, а через час встретимся в ресторане. После завтрака сможем отправиться к морю.

– Прекрасно. – Адриенна заставила себя улыбнуться. – Возможно, я задержусь немного. Мне еще надо позвонить Селесте.

– Ну, особенно не задерживайся.

Он поцеловал ее, и Адриенна, уже мучимая раскаянием, вся отдалась этому поцелую. Филипп с сожалением выпустил ее из объятий.

– А знаешь, люди могут довольно долго обходиться без пищи.

В ответ она напряженно рассмеялась:

– Но только не я.

Когда Филипп ушел и Адриенна осталась одна, ее охватила грусть. Взяв себя в руки, она быстро поднялась с постели и принялась за дело.

Она задерживалась уже на четверть часа. Филипп сидел у окна ресторана и наблюдал за солнцепоклонниками, натиравшимися маслом для загара. Он знал, что есть женщины, которые не ценят время, но тут же напомнил себе, что Адриенна к их числу не принадлежит. Сдерживая нетерпение, он допивал уже вторую чашку кофе. Если мужчина начинает считать минуты, это означает, что он не в форме. Филипп взял в руки розу, которую положил рядом с ее тарелкой. Он был совсем не в форме.

Прошлой ночью с ним случилось нечто большее, чем пароксизм страсти и ее удовлетворение. Что-то в нем кардинально изменилось. Он не искал никого, даже и не мечтал найти, кто подошел бы ему так идеально, как она. «Впрочем, и я ей тоже подошел», – подумал он, закуривая сигарету. Если Адриенна считает, что после близости с ним ничего в ее жизни не изменилось, он докажет ей, что она заблуждается.

Впервые в жизни Филипп принял решение, которое не должно было послужить его благу или выгоде, и все-таки он его принял. И, черт возьми, не собирался тратить утро на то, чтобы убеждать любимую, что решение это было правильным.

Филипп раздавил сигарету в пепельнице, оставил ее дымиться, а кофе остывать и вышел из ресторана. К тому моменту, когда он приблизился к двери ее номера, в нем все возрастало беспокойство. Обругав себя влюбленным дураком, он постучал в дверь сильнее, чем это было необходимо.

Ответа не последовало. Дверь оказалась запертой, но в кармане у него был ключ.

Номер был пуст. Об Адриенне напоминал только запах ее экзотических духов. На туалетном столике остались следы пудры, но флакончики и тюбики исчезли.

С минуту Филипп ощущал ярость и бессилие. Он никогда не был человеком буйного нрава, но сейчас подумал, что мог бы убить Адриенну. Подавив свои чувства, он подошел к телефону и набрал номер администратора.

– Как давно Лара О'Коннер выписалась из отеля? Сорок минут назад? Благодарю вас.

«Адриенна сбежала, – думал он, опуская трубку на рычаг. – Но напрасно она считает, что он не сможет ее догнать».

В то время как Филипп поклялся разыскать ее, Адриенна пристегивала ремни в самолете. Ее глаза были скрыты темными очками, но не потому, что опухли от слез. Она не могла позволить себе такой слабости. Ее глаза выражали сожаление и раскаяние. «Филипп будет вне себя от гнева, – размышляла она. – Но потом успокоится и будет жить, как прежде, так же, как и я». В ее жизни не было места чувствам, которые он заставил ее испытать этой ночью. До тех пор, пока «Солнце и Луна» не окажутся у нее в руках, она не хочет думать ни о чем, кроме мести.

В Лондоне шел мокрый снег, улицы города были серыми и унылыми. Резкий пронизывающий ветер рвал пальто и шляпы с прохожих, спешивших по своим делам. Люди сутулились, стараясь уклониться от его порывов. Холод пронизывал до костей и заставлял мечтать об эле, сдобренном специями. А ведь всего лишь несколько часов назад Филипп сгорал под лучами мексиканского солнца.

– Вот и чай, дорогой.

Верная своей давней привычке все успевать, Мери Чемберлен вошла в свою уютную гостиную. Повернувшись к матери, Филипп взял у нее из рук нагруженный снедью поднос. На нем имелось все, что он любил с мальчишеских лет. Хотя настроение у него было самое мрачное, он сделал над собой усилие и улыбнулся. Мери всегда старалась баловать сына, даже когда у нее не хватало на это средств.

– Да ты тут наготовила еды на целый полк.

– Должен же ты предложить что-нибудь своему гостю. Мери села за стол и взяла в руки чайник. Сервиз мейсенского фарфора[39]был украшен бледно-розовыми цветами с золотыми листьями. Каждый раз, когда Мери ставила его на стол, она чувствовала себя важной дамой.

– Пока он не пришел, я надеюсь, что мы выпьем по чашке чаю и поболтаем.

Она добавила в чай. сына сливок. Мери считала, что ее сын слишком худ, и положила на его тарелку два кекса, покрытых глазурью.

– Ну разве у нас не уютно?

– Гм-м.

– Пей чай, дорогой. Перемена климата – всегда тяжелое испытание для организма.

Она знала, что рано или поздно сын расскажет ей о том, что его гнетет.

Филипп подчинился автоматически, изучая лицо матери поверх края чашки. За последние несколько лет Мери немного пополнела. «Впрочем, это пошло ей на пользу», – подумал Филипп. Когда он был ребенком, мать всегда казалась ему слишком худой. Сейчас ее лицо приятно округлилось, и если кожа утратила девическую свежесть, то приобрела сияние, свойственное внешности зрелой женщины. Конечно, есть кое-какие морщинки, но они скорее мимические, оттого что она любит посмеяться, а не от возраста. Мери всегда была смешливой.