— Да.

— Но когда пройдет это навсегда, то в людях взыграет гнев, — сказала она. — Будет отрицание. Найдутся люди, которые скажут, что вы были обыкновенным тираном.

— Будет и такое наваждение, — согласился Лето.

У Хви возник ком в горле, ей стало трудно говорить, но она превозмогла себя.

— Но каким образом ваша жизнь и ваша смерть смогут изменить… — она замолчала и в отчаянии тряхнула головой.

— Жизнь будет продолжаться.

— Я верю в это, господин, но как она будет продолжаться?

— Каждый цикл жизни — это реакция на предыдущий цикл. Если ты вдумаешься в форму существования моей Империи, то поймешь, каким будет следующий цикл.

Хви отвернулась.

— Все, что я узнала о вашей семье, убедило меня в том, что это выбор, — она махнула рукой в его сторону, не оглянувшись, — продиктованный бескорыстными соображениями. Но я не думаю, что мне ясна форма существования вашей Империи.

— Золотой Мир Лето?

— Многие хотят, чтобы мы в это поверили, но в действительности мира в Империи не так уж много.

Какая честность! Ничто не может ее отвратить.

— Сейчас время утробы, — сказал он. — Мы распространяемся так же, как распространяется в длину растущая клетка.

— Но в этой картине чего-то недостает, — сказала она.

Она похожа на Дункана, подумал он. Чего-то недостает, и они тотчас это чувствуют.

— Плоть растет, но не растет душа, — сказал он.

— Душа?

— То рефлективное сознание, которое говорит нам, насколько живыми мы можем быть. Ты хорошо это знаешь, Хви. Это то же самое чувство, которое подсказывает тебе, как быть верной самой себе.

— Ваша религия — это еще не все, — сказала Хви.

— Никакая религия не может быть достаточной сама по себе. Это вопрос выбора — единичного выбора каждого отдельно взятого человека. Теперь ты понимаешь, почему для меня так важны твоя дружба и твое общество?

Она моргнула, пытаясь скрыть слезы, и кивнула.

— Почему люди не знают всего этого?

— Потому что для этого нет подходящих условий.

— Но вы сами диктуете эти условия, так в чем же дело?

— Да, я диктую условия. Внимательно присмотрись к моей Империи. Ты видишь теперь ее форму?

Закрыв глаза, Хви задумалась.

— Желаете сидеть у реки и каждый день удить рыбу? — спросил Лето. — Прекрасно. Есть такая жизнь. Желаете плавать в маленькой лодочке по морям и посещать разные острова и страны? Превосходно! Что еще можно делать?

— Путешествовать в космосе? — спросила она, в ее голосе появились протестующие нотки. Хви открыла глаза.

— Ты видела, что Гильдия и я воспрещаем это.

— Вы один воспрещаете.

— Верно. Если Гильдия посмеет меня ослушаться, она не получит Пряность.

— Это закабаление людей на их планетах защищает их обитателей от злонамеренности.

— Нет, закабаление преследует гораздо более важную цель. Оно наполняет людей страстью к путешествиям. Оно создает потребность путешествовать и видеть другие страны. Со временем возможность путешествовать становится синонимом свободы.

— Но запасы Пряности истощаются, — сказала Хви.

— И свобода становится с каждым днем все дороже и дороже.

— Это может привести лишь к отчаянию и насилию, — начала возражать Хви.

— Среди моих предков есть один очень мудрый человек — я сам был им, ты понимаешь, что в моем прошлом нет чужаков…

Она благоговейно кивнула.

— Так вот, этот мудрый человек понял из наблюдений, что богатство есть инструмент свободы, но стремление к богатству есть путь рабства.

— Гильдия и Община Сестер обращают себя в добровольное рабство!

— А также иксианцы, тлейлаксианцы и многие, многие другие. Иногда им удается раздобыть немного Пряности, и этим они привлекают к себе внимание, что тешит их самолюбие. Это очень забавная игра, не правда ли?

— Но когда разыграется насилие…

— Наступит голод и время тяжких раздумий.

— И здесь, на Арракисе?

— И здесь, и там, и везде. Люди будут вспоминать мою тиранию, как доброе старое время. Я стану зеркалом их будущего.

— Но это же ужасно, — запротестовала она.

Она не могла отреагировать иначе.

Лето заговорил:

— Земля откажет людям в пропитании, те, кто выживет, будут искать спасения на все меньших и меньших участках. Будет вновь пройден ужасный процесс селекции — это будет во многих мирах — взрыв рождаемости и уменьшение запасов пищи.

— Но Гильдия: разве она не сможет…

— Гильдия станет беспомощной, поскольку из-за отсутствия Пряности она не сможет работать, перевозя людей с планеты на планету.

— Смогут ли богатые избежать этой участи?

— Некоторые из них.

— Значит, вы ничего не изменили в этом мире. Мы будем продолжать бороться и умирать.

— До тех пор, пока на Арракисе вновь не воцарится песчаный червь. Мы испытаем себя несчастьями, которые разделят все. Мы поймем, что то, что может произойти на другой планете, может произойти и на нашей.

— Так много боли и смерти, — прошептала она.

— Разве ты не понимаешь, что такое смерть? — спросил он. — Ты должна это понять. Вид должен понять. Все живущее должно понять.

— Помоги мне, господин, — шепотом взмолилась она.

— Это самый глубинный из опытов, который только может пережить любая тварь, — сказал Лето. — Непосредственно впереди смерти выступают вещи, которые увеличивают ее риск и отражают ее, как зеркало, — смертельно опасные болезни, травмы, рождение детей… когда-то женщины воевали из-за мужчин.

— Но ваши Говорящие Рыбы…

— Они учат выживанию, — ответил он.

Глаза Хви осветились пониманием.

— Они — это те, кто выживет. Ну конечно же!

— Как ты хороша! — воскликнул Лето. — На редкость хороша. Будут благословенны иксианцы!

— И прокляты?

— И прокляты.

— Я не думала, что смогу понять, кто такие Говорящие Рыбы, — призналась Хви.

— Этого не понимает даже Монео, — сказал Лето, — а насчет Айдахо я уже просто отчаялся.

— Надо очень высоко ценить жизнь, чтобы хотеть ее сохранить.

— Да и именно те, кто сохранит способность выжить, несмотря ни на что, достигнут света жизни и будут крепко держаться за красоту жизни. Женщины знают это лучше мужчин, потому что рождение ребенке — это зеркальное отражение смерти.