Отец умирал страшно и трудно".

Потом был Колонный зал, длинные нескончаемые очереди на московских улицах, чтобы проститься с тем, кто тридцать лет стоял у руля нашей истории, слезы, цветы, рвущие душу траурные мелодии.

Светлана, неотступно стоящая у гроба, видела этот поток людей и эти искренние слезы. Больше всего ее поразил какой-то грузин, одетый в меховую доху, он все время вытирал меховой шапкой слезы, а они все текли и текли.

На другой день после похорон И.В. Сталина кто-то позвонил в дверь Светланиной квартиры. Она открыла и увидела незнакомого грузина. Пригласила войти в дом. Едва переступив порог, он сказал: "Я — Надирашвили! У меня есть документы, изобличающие Берия как врага народа! Я послал копии этих документов вашему отцу, но, к сожалению, слишком поздно! Помогите мне встретиться с Г.К. Жуковым или К.Е. Ворошиловым. Больше я никому не верю!".

Светлана вначале растерялась и вдруг вспомнила. Ей же называл эту фамилию отец! Совсем незадолго до своей смерти Сталин позвонил Светлане и спросил: "Это ты положила мне на стол бумаги Надирашвили?". Изумленная Светлана ответила отрицательно, и Сталин тут же положил трубку.

— Жукова я не знаю, — ответила Светлана. — Знаю только, что живет он на улице Грановского. А вот с Климентом Ефремовичем я поговорю и попрошу его принять вас. Вот мой телефон, позвоните мне через день-два.

В тот же день Светлана позвонила супруге Климента Ефремовича Екатерине Давидовне и попросила договориться с ним о встрече. Ворошилов принял ее тотчас. Но как только Светлана изложила ему суть вопроса, Ворошилов побледнел и закричал на нее:

— Как вы смеете клеветать на этого кристально честного (?!) человека!

На этом разговор и завершился. Светлана побрела домой, понимая, что эта история ничего хорошего ей не сулит.

Через день ей позвонил сам Лаврентий Павлович, справлялся, не нужно ли ей чего, просил звонить ему, не церемонясь, "как брату", и потом поинтересовался: не знает ли она, где сейчас обитает этот склочник Надирашвили?

Светлана, разумеется, этого не знала. Но на этом история не закончилась.

Спустя несколько дней ее и секретаря парткома Академии общественных наук, где Светлана работала, пригласили в Комитет партийного контроля — к ее председателю М.Ф. Шкирятову.

— Что же, ты, милка, связалась с этим склочником Надирашвили? — сказал он и объявил ей строгий выговор с занесением в личное дело, чем и поверг бедного секретаря парткома в состояние полной прострации, ибо он ничего не знал и не понял. А потом был арестован Берия. И снова Светлану пригласили вместе с секретарем парткома АОН в КПК, принесли ей извинения и сняли с нее партийное взыскание. И снова секретарь парткома изумился и ничего не понял.

Эту историю мне рассказывала Светлана дважды, один раз еще в пятидесятые годы, а потом не так давно, когда-перед отъездом в США жила у нас дома со своей Ольгой. Я спросил у нее:

— А почему ты не рассказала об этом случае ни в первой, ни во второй своей книге?

— Еще не пришло время.

Этот звонок отца по поводу Надирашвили озадачил и удивил Светлану сильно и глубоко запал в память. Сталин ей сам никогда не звонил. Странный звонок.

И еще одна была непонятная загадка, также произошедшая в канун смерти Сталина. Как утверждает Кира, буквально перед его кончиной мою мать и ее мать — Евгению Александровну — почему-то привезли из владимирской тюрьмы, где они отсиживали свои сроки, в Москву. Не был ли их внезапный перевод в Москву инициативой Сталина, который, раскусив Берия, понял, что они были оклеветаны нарочито и могут быть важными свидетелями и обвинителями в его поединке?

История действительно не знает сослагательных наклонений. Но я уверен, история страны пошла бы более праведными путями, если бы Сталину удалось провести свой поединок с Берия. И та команда "четырех", что собралась у одра вождя, сколотилась неслучайно, это были союзники Берия против Сталина. Их политические биографии, особенно у Маленкова, Хрущева и Берия, не раз пересекались, их связывали общие дела: Берия был назначен первым заместителем народного комиссара Внутренних дел в 1938 году по рекомендации Маленкова; Хрущев вместе с Берия и Маленковым принимали самое активное участие в раскрытии "заговора" Вознесенского, Кузнецова и Родионова.

Эти люди отлично понимали, что в случае ареста Берия он потащит и всех за собой, общая опасность их объединила в тот момент накрепко. И они начали действовать, не теряя времени. Но об этом мы поговорим немного позже.

Здесь же я хочу сказать, что поведение Светланы, ее мужество и стойкость в истории с Надирашвили свидетельствуют о том, что свой нравственный поединок она выиграла! Поэтому я не могу согласиться со Светланой, когда она пишет: "Да, поколение моих сверстников жило куда интереснее, чем я. А те, кто лет на пять-шесть постарше меня — вот самый чудесный народ: это те, кто из студенческих аудиторий ушел на Отечественную войну с горячей головой, с пылающим сердцем. Мало кто уцелел и возвратился, но те, кто возвратился, — это и есть самый цвет современности. Это наши будущие декабристы — они еще научат нас всех, как надо жить. Они еще скажут свое слово, — я уверена в этом, — Россия так жаждет умного слова, так истосковалась по нему, — по слову и делу.

Мне не угнаться за ними. У меня не было подвигов, я не действовала на сцене. Вся жизнь моя проходила за кулисами. А разве там не интересно?".

А вот рассуждения Светланы о поколении, выигравшем войну, я полностью разделяю. Пока это поколение было в силе, пока его голос был решающим, страна жила и развивалась и никакая "оккупация" ей не грозила. И лишь когда это поколение победителей постарело, отошло от активной жизни, разразилась перестройка, обернувшаяся развалом страны, откатившим ее в аутсайдеры, массовым обнищанием народа.

Многое сегодня Светлана переосмыслила, оценивает по-другому в поисках правды, но она по-прежнему самостоятельна в оценках и поступках, не юлит, не прогибается перед сильными мира сего, умна и честна в своих суждениях. Об этом свидетельствует, например, ее интересное и содержательное телеинтервью, которое у нее брали А. Петрова и М. Лещинский и показали по программе телевидения весной 1994 года.

А между тем живет Светлана в своем английском зарубежье скудно, не всегда имеет возможность купить себе необходимые продукты, хотя наше демократическое правительство должно было бы позаботиться о ней и платить ей пенсию, обеспечивающую ей безбедное существование на любой территории ее проживания. Всякие досужие разговоры, которые возникают в прессе, будто она живет на деньги Сталина, положенные им в Швейцарский банк, — обычные "грязные" сплетни, которыми столь богата наша "демократическая" жизнь.

В те тревожные мартовские дни, когда тяжелая болезнь поразила Сталина и он прощался с жизнью, "святая троица" — Берия, Маленков, Хрущев и еще примкнувший к ним Булганин, торопя события, начали действовать. До кончины Сталина оставалось еще немного времени — 1 час 50 минут, но они поспешили провести совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, на котором, отстранив от власти избранный XIX съездом КПСС Президиум ЦК КПСС, захватили все ключевые посты в партии и правительстве. Это, по существу, был тихий государственный переворот.