Под ногами красные ковровые дорожки, тоже уходят вдаль, но шагах в сорока от меня спиной ко мне божественная Синтифаэль в длинном до пола и дальше платье, в том смысле, что шлейф тащится ярдов на двадцать, но не видно арапчат, что должны заносить этот золотистый хвост бегом на поворотах.

Я застыл, даже дыхание задержал: она прикасается к стене растопыренными пальцами в разных местах, там сразу разбегаются кольцами светящиеся волны, словно вместо стены вставшая дыбом поверхность озера.

Иногда королева делает резкое движение ладонью, и тогда стену пересекает полоса ярко-рубинового цвета. Слышится легкий звон, будто падают на пол мириады крохотных хрустальных фужеров для крупных муравьев типа кампонотусов или хотя бы крематогастер пилоза, а Синтифаэль снова двигает круги по стене, соединяет, уплотняет, иные вытягивает в длину и отправляет плыть к другим стенам…

Я смотрел жадно, стараясь уловить сокровенный смысл, но для эльфов это явно важное, а может, и вовсе глобальное, как если бы решились застежку на вороте с тремя крючками заменить на застежку всего с двумя, невзирая на возможные волнения, обвинения в не следовании традициям, забвении памяти предков и ненужного вольнодумства, что аукнется в далеком будущем неясными последствиями.

Наконец Синтифаэль уронила руки вдоль тела, с минуту молча созерцала гаснущие знаки, легонько вздохнула и тихо пошла к стене напротив.

Я рассмотрел у стены огромное роскошное ложе, там перин сорок, не меньше, нет, наверняка больше, это же не какая-то зачуханная провинциальная принцесса на горошине, а королева солнечных эльфов…

Розовый балдахин важно и величественно парит в воздухе, я поглядывал на него с опаской, все-таки деревянные подставки надежнее, я бы точно предпочел их, не подведут, когда магия вдруг… ну, запортится.

Масса светильников на полу, что на ходу дивно подсвечивают ее фигуру, золото с алым, она приблизилась к золотой стене, там смутно отражается ее фигура, грациозно вскинула руки, словно в замедленном танце.

Платье легко соскользнуло по ее телу, нигде не задерживаясь, на пол.

Она неспешно и красиво, словно танцуя в балете, переступила из этого круга золотого шитья.

У меня перехватило дыхание от дивного зрелища налитой солнцем и медом нежной и сладостной фигуры, вот уж в самом деле рожденная из солнца и света…

Королева некоторое время всматривалась в свое отражение, и я, сузив взгляд, видел ее лицо достаточно четко: умное, строгое и, как на мой взгляд сейчас, чуть-чуть печальное.

Отблески пламени прыгают зайчиками по ее телу, высвечивая настолько ярко, что временами она, как стеклянная банка со свежим медом, просматривается насквозь.

На ее пальцах остались три кольца с рубинами, хотя ожерелье и серьги сняла, но, видимо, ожерелье и серьги просто ожерелье и серьги, а кольца служат украшениями в самую последнюю очередь, а так они не кольца, а что-то такое… ну, я тоже ношу их не для красоты.

Насмотревшись, она отвернулась и, грациозно ступая босыми ступнями, направилась к ложу.

— Ваше Величество, — произнес я негромко, — осознаю свою дерзновенность и готов понести любое наказание… но токмо ради великого и животворного эльфизма, освещающего и озаряющего своей красотой и величием весь мир… решаюсь спросить… эльфы как-то защищены от Багровой Звезды Маркуса?

Мне показалось, что она чуть вздрогнула, или нет, не вздрогнула, но едва-едва заметно напряглась на крохотный миг.

Я ждал, замерев, она остановилась, медленно повернулась и взглянула на меня огромными влажно мерцающими глазами. Ее обнаженная фигура струится и переливается в трепещущих огнях светильников, но чистая, как золотая рыбка в горном ручье, но я не отрывал отчаянного взгляда от ее прекрасных и таких печальных глаз.

— Маркуса?

Голос ее звучал так тихо, что я едва расслышал, но все равно уловил в нем древнюю печаль некогда великого и могущественного народа, что зрит свою близкую гибель.

— В небе все ярче, — сказал я так же тихо, изо всех сил стараясь не нарушить возникший контакт, — разгорается зловещая Багровая Звезда. Может быть, эльфы называют ее как-то по-своему. Раз в пять тысяч лет сжигает на земле все живое, перемешивает горы и леса, заливает лавой равнины… Эльфы должны знать о ней!

— Эльфы знают, — ответила она тихо.

Я воскликнул:

— Вы не погибнете?

Она покачала головой.

— Большинство погибнет позже.

— Почему? — спросил я жадно.

Она ответила, не глядя на меня:

— Наша магия защитит нас в Коконах Сна. А когда огонь утихнет, магия Коконов истощится, и мы выпадем на еще горячую землю… как уже было не раз. И тогда начнем умирать, потому что лесов еще не будет, нам придется прятаться среди обломков скал, что мы не умеем…

— И многие умрут от голода, — продолжил я, — от зимних холодов, от зверей…

— …и даже людей, — закончила она. — Возможно, и на этот раз часть эльфов переживут Багровую Звезду, хотя нас и так горстка.

— Но что-то можно сделать? — воскликнул я шепотом.

Она покачала головой.

— Ничего.

— Так не должно быть, — сказал я горячо, но стараясь не повышать голоса, — не должно, потому что… эльфы — это наша мечта, это все чистое и благородное, это возвышенное и прекрасное! Мир станет тусклым и серым, если лишится эльфов.

Она сказала тихо:

— Сделать ничего нельзя.

— Надо, — сказал я с бессильной яростью. — Я не знаю как, но сделать надо!.. Я не сложу покорно лапки!..

Она повторила тускло:

— Ничего… не сделать…

Всхлип прервал ее слова, я видел, как нежное лицо чуть дернулось, Синтифаэль не забывает, что она королева, прилагает неимоверные усилия, чтобы держаться достойно, но иногда плачут и королевы.

Я торопливо шагнул к ней и, замирая от неслыханной дерзости, обнял.

— Ваше Величество, не сдерживайтесь! Поплачьте, это даст облегчение. Никто не увидит, а я не пробалтыватель государственных секретов. Можете мне потом отрубить голову, как Клеопатра…

Она попыталась отстраниться, но я в некоем наитии удержал, сам ужасаясь своей сверхдерзости, но оказался прав: она перестала противиться и даже расслабилась в моем крепком, надеюсь, и как бы надежном, кто бы подумал, объятии.

— Не сдерживайтесь, — посоветовал я. — Бывает необходимо выплакаться… даже пореветь, чтобы потом твердо и прямо! И невзирая на.

Плакать она не стала, но я чувствовал, какое для нее облегчение опереться на простого и грубого эльфа, неотесанного, но полного звериной силы, что охотно и с радостью делится ею с нею, такой трепетно мудрой, но женственной и слабой.