Василиса всхлипнула, все так же не отводя ладоней от лица. Кощей прикрыл глаза.

Что ж, вот и все. Кого он пытался обмануть? Он ведь всегда знал, что этим все закончится.

И все, что его ждет — одиночество. Снова.

— Я понимаю, потому что мне тоже страшно, — признался он.

Василиса подняла голову.

— Мне страшно, — повторил Кощей. — Страшно остаться одному. До вас у меня никогда не было семьи. А потом появилась ты, и Злата с Демьяном. Мне страшно от того, что рано или поздно вы все уйдете. И все эти годы однажды покажутся мне сном. Чем-то ненастоящим. Или я буду вспоминать об этом каждый день и знать, что так уже никогда не будет. И я понимаю, о чем ты говоришь, потому что сам не уверен, что справлюсь с этим.

Он сцепил ладони и потер их одна о другую, коснулся пальцами браслета на запястье. Обвел взглядом их кухню, пытаясь зацепиться за что-то, найти здесь спасательный круг, но его не было. Но Василиса вытерла слезы, поднялась со своего стула, подошла к нему и обняла. Его якорь в это буре.

— Если ты не хочешь, у меня нет права заставлять тебя, — закончил он. — Я вернул тебя к жизни не для того, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне. В круге я обещал тебе свободу. Я сдержу обещание.

Она осела вниз и, все так же обнимая, уткнулась лицом ему в колени.

— А я обещала быть тебе верной. Выходит, я свое обещание сдержать не смогу…

Они замолчали. У них было еще много времени, и они оба знали это, но отчего-то осознание неизбежности финала приводило в ужас уже сейчас.

— Давай пока попробуем просто жить, — наконец попросила Василиса. — Сейчас нужно помочь нашей дочери. А потом, когда у Златы все наладится, мы вместе решим, что делать дальше.

Кощей кивнул, наклонился и поцеловал ее в макушку. И внезапно тишину дома прорезал звук. Музыкальная нота охнула в воздухе, задрожала и растворилась. А за ней еще одна. И еще. Они падали словно первые капли дождя, по одной, неуверенно. Кто-то перебирал клавиши на пианино в гостиной, но в их семье играл только один человек. А потом ноты слились воедино и пролились мелодией.

— Она играет, — сам себе боясь поверить, шепнул Кощей.

— Она три года не играла, — так же шепотом ответила Василиса и с надеждой взглянула на него.

И они снова застыли, боясь спугнуть момент. А музыка из гостиной все лилась и лилась, заново наполняя их дом надеждой, заставляя верить, что все еще может обернуться к лучшему.

И столько в ней было чувства...

***

Сигареты закончились как всегда неожиданно и некстати. Клим недовольно смял пустую пачку, четким броском зашвырнул в ведро у двери, натянул кофту, надел кроссовки и пошел в ближайший магазин добывать себе вечернее успокоительное. Пристрастился он к ним и правда знатно, но аппетит приходилось сдерживать, ибо сигареты стоили денег, а лишних у него пока не водилось. Да и, честно говоря, речью бабушки он все же впечатлился, хотя впечатление и оказалось малость смазанным от того, что произносила она ее с сигаретой во рту и умирающей при этом не выглядела. Да еще и прикурить дала, чтобы он не скучал, пока его поучают. Так что выбирая между не то чтобы верной смертью в отдаленном будущем и вполне реальными мучениями уже этим вечером, Клим уверенно выбрал нескорую смерть.

На улице моросило. Зарев, или август по здешнему, погодой не радовал. Был он хмурый, холодный и дождливый. Дед обещал, что осень будет теплая, но Климу не хватало солнца сейчас. Набросив на голову капюшон, он добежал до ворот Конторы и шагнул за них. И остановился. У прорезанной в воротах железной калитки, подставив лицо дождю и ловя губами капли, стояла Злата. Она была без зонта и без кофты и при этом выглядела и улыбалась так, будто занималась самым прекрасным делом на свете и от того пребывала в состоянии абсолютного счастья. А волосы уже были совсем мокрые и футболка тоже. Заболеет же! Чего творит!

— Злата! — позвал Клим. — Привет…

Она поспешно обернулась к нему, но, увидев, тут же расслабилась. Ожидала увидеть кого-то другого? Яшку? Или наоборот прячется от брата тут, потому и не идет на территорию? Удивительно, она была с ним. С молчаливым, замкнутым Яшей, который при девушке ни разу не смог двух слов внятно связать. Но отчего-то это больше не вызывало ни зависти, ни боли. Три дня прошло с тех пор, как они с братом помирились, и весь гнев в Климе давно успел остыть.

— Тебе не холодно? — спросил Клим без всякой задней мысли. — Хочешь мою кофту?

Злата засмеялась, а потом огляделась, убеждаясь, что никого поблизости нет, и повела рукой от живота вверх — ко лбу, пошептала, и одежда и волосы мгновенно просохли.

— Я ж ведьма, — напомнила она.

— А чего тогда мокнешь? — нахмурился Клим.

— А потому что хорошо.

Ничего хорошего в моросящем дожде он не видел. Вокруг было сыро и неприятно, а Клим любил солнышко, тепло и сухость. Но спорить не стал. Ну, есть у девки причуды, чего к ней лезть, не его же. Вот чья будет, тот пусть и разбирается.

— А ты чего себя не просушишь? — поинтересовалась Злата. — Можно еще «зонтик» сделать. Это простой заговор. Давай научу. Повторяй.

И она произнесла слова. Климу почудилось, будто его ударили по затылку. Он уже весь был мокрый, и отказаться было глупо, но проблема заключалась в том, что вне тренировок его силы окончательно отказались повиноваться ему.

— Ты чего? — склонила голову на бок Злата. Потом прищурилась, разглядывая его руки. — Ой… Клим… У тебя там…

— Чего у меня? — напрягся он.

А вдруг бабушка не соврала про все эти неведомы болезни, что бывают от курения, и он уже умирает?!

— Застой.

— Чего?

— Твои силы, — пояснила Злата. — В норме они должны циркулировать, а у тебя… ну… не движутся.

— И ты видишь? — поразился он.

Злата смущенно пожала плечами, словно извиняясь за то, что такое умеет, — Клим удивился, он честно говоря, вообще не думал, что она в принципе может смущаться, — а потом повела рукой, и он ощутил, как дождевые капли