я посчитал, что ломиться в закрытую дверь бесполезно. Хотя теперь корю себя, что отступил, чего никогда себе не позволял в самых ожесточённых боях.

А о том, почему такой выдающийся полководец и стратег, как маршал Г. К. Жуков дал себя провести и оказался в этом вопросе не на своей обычной и должной высоте, Константин Константинович Рокоссовский пояснил это его чрезвычайной самоуверенностью и эмоциональными бескомпромиссными порывами. Возможно, поэтому он нравился И. В. Сталину и считался у него самым решительным, вследствие чего нередко использовался им как «пожарный» для преодоления неудачно сложившейся на том или ином фронте ситуации. Делалось это любой ценой, не считаясь с потерями, признававшимися вроде бы неизбежными. И. В. Сталин признавал величие Г. К. Жукова, но знал и о его недостатках, которые проявлялись, например, в боях под Ржевом и в Сталинградской битве, а также на Букринском плацдарме. Поэтому, когда нависла угроза повторного захвата Киева, в качестве «пожарного» направил не Жукова, а Рокоссовского, способного разобраться и поправить дело без мордобитий, спокойно и рассудительно.

Но от моих попытки уточнить, не являлось ли снятие в октябре 1957 года с занимаемых постов и отправление на три месяца в Закавказский военный округ местью со стороны маршала Г. К. Жукова, бывшего тогда Министром обороны СССР, а также узнать об обстоятельствах покушения на него в Польше К. К. Рокоссовский дипломатично уклонился.

Несмотря на это, однажды, осмелев в общении с маршалом К. К. Рокоссовским, в одну из его вечерних прогулок перед сном, спросил: «Как и за что он был арестован в 1937 году?». Константин Константинович начал свой рассказ с того, что на фронте, когда войска были на территории Польши, он узнал, что в одном из отделов военной контрразведки «Смерш» дивизии 1-го Украинского фронта служит старшим уполномоченным майор, который вёл его следственное дело, будучи в то время следователем НКВД. Пригласил его к себе на встречу, во время которой тот, представившись, сразу же упал на колени и со слезами на глазах несколько раз повторил: «Виноват, простите меня». Пришлось его успокаивать, что он ни в чём не виноват, что время такое было и т. д. Лично К. К. Рокоссовский считал, что он, как следователь, настойчиво пытался получить у него признание в принадлежности к шпионско-вредительской организации германской разведки, ссылаясь на признательные показания маршала Советского Союза Михаила Николаевича Тухачевского и некоторых других ранее арестованных военачальников. При этом в ходе допросов он не прибегал к издевательствам, насилию или пыткам. Поэтому К. К. Рокоссовский после этой встречи позвонил начальнику Управления ВКР «Смерш» фронта генералу Александру Анатольевичу Вадису и, отозвавшись как о порядочном и толковом бывшем следователе, оказался инициатором его выдвижения на должность начальника ОКР «Смерш» дивизии.

Основным виновником ареста многих военачальников К. К. Рокоссовский считал Маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского, в отношении которого немецко-фашистская разведка осуществила сложную провокационную комбинацию и сочинила «убедительные» основания о его шпионско-подрывной деятельности против Советской Армии, использовав для этого его «подозрительное» прошлое: происходит из дворянской семьи и во время Первой мировой войны служил прапорщиком в престижном Семёновском гвардейском полку; в 1915 году попал в германский плен, откуда пять раз пытался бежать, в конце концов был помещён в крепость Ингольштадт (кстати, там же содержался молодой французский капитан де Голль); в 1917 году вернулся из плена и примкнул к большевикам, провёл всю гражданскую войну и в 1920 году командовал армией, наступавшей на Польшу вместе с другой армией, руководимой И. В. Сталиным. Обе армии потерпели поражение; руководил подавлением Кронштадтского мятежа левых эсеров, беспощадно расправился с восстанием Антонова в Тамбовской губернии; в 1935 году стал одним из первых пяти сталинских маршалов Советского Союза, а через два года был схвачен НКВД и после тайного быстрого суда расстрелян.

Тухачевский, оказавший своими трудами значительное влияние на развитие советской военной науки и практики военного строительства, стал жертвой тайной дезинформационной игры немецкой разведки, приведшей к известным тяжелейшим последствиям разгрома высшего командного состава Красной Армии, явившегося одной из причин её крупных поражений на первом этапе Великой Отечественной войны. Доведя до НКВД сложными агентурными путями через Чехословакию «реальные» доказательства его шпионско-подрывной деятельности в виде его собственноручных сообщений, немецкая разведка сделала всё настолько качественно, что проведённая графологическая экспертиза не обнаружила подделки, и НКВД не раскрыло или не хотело раскрыть этой провокации немецкой разведки против Тухачевского. «Как бы там ни было, – заключил К. К. Рокоссовский, – ясно, что показания выбили у него в НКВД жестокими пытками. Однако, даже понимая всё это, ему нельзя простить допущенного малодушия, волевого срыва, в результате чего он оклеветал не только себя, но и многих своих друзей и подчинённых сослуживцев». Из ленинградских «Крестов» К. К. Рокоссовский был освобожден и восстановлен в должности комкора лишь в марте 1940 года благодаря заступничеству перед И. В. Сталиным нового наркома обороны С. К. Тимошенко, а не Г. К. Жукова, как это иногда ему приписывается, который начальником Генштаба – замнаркома обороны стал позже, в январе 1941 года.

Яркие впечатления от встреч с Константином Константиновичем Рокоссовским у меня остались на всю жизнь. Я энергетически почувствовал огромную силу его ума и воли, исключительную интеллигентность и простоту сердечное добродушие и вежливость, уважение и теплоту отношения к людям.

Вместе с тем понял, что воевал каждый из нас в Великой Отечественной войне за себя, за свою жизнь, жизнь и счастье своих родных и близких, за свою Малую Родину (для меня – это за былую славу сибиряков), за Отечество.

Изложить данные о некоторых просчётах и ошибках командования 1-го Украинского фронта (совершённых, вероятнее всего, под воздействием могущественного Н. С. Хрущёва, государственный авторитет которого, безусловно, всегда был высоким) при планировании и осуществлении Киевской наступательной операции счёл необходимым потому, что осознаю их правдивыми на основании личных убеждений, закреплённых таким авторитетом, как маршал К. К. Рокоссовский, а также другими неофициальными источниками. А поэтому было бы неправильным сейчас их замалчивать и искажать, как это было когда-то, а тем более оправдывать наши крупные боевые потери в операции по освобождению Киева какими-то военными соображениями, какой бы важности они ни были. Имею ли я право на такой шаг? Не знаю. Единственное, в чём я уверен – надо всегда чтить только правду. Написал об этом не для того, чтобы как-то принизить заслуги Н. Ф. Ватутина. Он возведён на высокий пьедестал национального героя Украины. Таким вошёл и останется в её истории навсегда, так как освобождение Киева от фашистских поработителей действительно является величайшей победой Великой Отечественной войны. Н. С. Хрущев возможно сознавал свои ошибки на войне. Проживающий с 1991 года в США его сын Никита в интервью газете «Аргументы и Факты» заявил: «Когда шли фильмы о воине, он (Никита Сергеевич) выключал телевизор – мол воина настолько грязная и страшная