В конце концов, с онемевшим от холодных снежных хлопьев лицом, я добралась до съезда с шоссе и увидела табличку с номером дороги — М25. А вот и оно — то дерево, из-за которого ты якобы погиб. Не будь так темно, я бы могла разглядеть на нем след от твоей машины, поврежденную кору. Какой это был риск с твоей стороны, какой глупый и отчаянный поступок.

Увидев другую машину, ехавшую очень медленно и осторожно, я подняла палец. Автостоп — что бы сказала мать? Неподобающе, не говоря уже об опасности. Но мать я не видела уже больше двадцати лет, и, честно говоря, мне было плевать на ее мнение.

Мне повезло. Водителем оказался пожилой мужчина, сам ошеломленный таким снегопадом и, пожалуй, обрадованный появлением попутчика, который поможет ему скоротать поездку.

— Поганый вечерок для прогулок, милочка, — сказал он с местным акцентом.

— Знаю. Просто мне нужно срочно попасть в Гилфорд, а машина застряла. Вы не в ту сторону едете?

Он с любопытством посмотрел на меня.

— Я просто в магазин поехал, милочка. Что ж тебя в такую погоду на улицу-то потащило?

— Мне нужно в больницу. Моя мать… она упала на прошлой неделе. Сами понимаете — лед.

— Да, коварная штука. Я тебя отвезу туда, не беспокойся.

— О, вы так добры. Спасибо.

Он сказал мне, что его зовут Билл, и мы по дороге болтали о снегопаде, о том, что худшей погоды он не видел с пятидесятых, и о его жене Хетти, которая любила снег, но умерла пять лет назад. Я поняла, что он настолько же одинок, как и я. Видимость была ужусняя, но дорогу предусмотрительно посыпали песком, а попутные и встречные автомобили попадались нечасто. Примерно через час впереди показались огни Гилфорда.

— Высажу тебя прямо на месте. Не стоит тебе ходить по такой погоде.

Мне даже взгрустнулось, когда он высадил меня на стоянке и уехал. Больница сияла во тьме, словно маяк чистоты и человеколюбия. Если я не найду помощи здесь, я не найду ее нигде.

Сьюзи

Часом позже я сидела у кухонного стола. Я обсохла, была тепло и практично одета — джинсы и джемпер. Ник поставил передо мной тарелку с тушеными овощами.

— Как тебе?

— Отлично, — на мой вкус, стоило положить чуть больше соли, но «это же вредно для ребенка».

— Я забыл, что заказал доставку овощей, поэтому столько всего осталось. Надо будет отменить на следующую неделю.

Это было невероятно. Мы говорили о доставке овощей, а ведь всего несколько часов назад я была заперта в погребе. Я рассказала Нику всё — почти всё. О нашей с тобой встрече, о нашем романе, о твоей смерти, о том, как ездила в больницу и встретила там Конвея. Я предположила, что Конвей собирался шантажировать меня и потому держал при себе мои адрес и имя. Я вспомнила его неряшливую одежду и исходивший от него запах алкоголя. Предположить, что такому опустившемуся типу нужны деньги, не составляло труда.

Было нелегко рассказывать обо всем Нику, но он кивал, словно большую часть знал и без меня. Я не упоминала о встречах с доктором Холтом или о том, что снова виделась с Дэмьеном. Я еще могла спасти положение. Снова добиться расположения Ника, а потом, когда снег растает, попытаться сбежать куда-нибудь подальше. Может быть, к матери или к Клодии. Я решила, что подруга не откажет мне в укрытии, хоть мы и отдалились за последнее время. Я была готова даже поселиться в гостинице, если придется. Я не вполне понимала, что закон на моей стороне, что я получила бы доступ к деньгам и могла бы спокойно растить своего ребенка… Сейчас мне нужно просто снова не попасть в погреб, а дальше все можно как-нибудь уладить.

— Что будем делать? — покорно спросила я. — Все так запутанно, Никки.

Я давно его так не называла, с тех пор, когда мы еще любили друг друга. Я знала, что такое когда-то было, но уже с трудом могла вспомнить.

Он вздохнул и облокотился о стол:

— Не знаю. Наверное, можем уехать. За границу, куда-нибудь в теплые края. Дождаться, когда родится ребенок.

— А потом?

— Не знаю. Сьюзи, ты… — я знала, о чем он собирается спросить, и была готова соврать.

— Конечно, я люблю тебя. Просто… я запуталась. Мне тут было так одиноко и казалось, что ты меня ненавидишь.

Он кивнул, словно соглашаясь со мной.

— Прости. Я совсем никудышная жена — не знаю, почему я все это творю. Но теперь ведь речь не только о нас двоих, верно? — я положила руки на живот.

Его лицо вдруг стало открытым и беззащитным:

— Сьюзи, просто скажи… Ребенок… Он мой?

На этот раз я ответила еще быстрее:

— Конечно. С ним я всегда… я никогда… Он должен быть твоим.

Это была ложь, но Ник, кажется, ее проглотил. На самом деле я всегда считала, что это твой ребенок, потому что доверяла своим приложениям и старалась избегать Ника в благоприятные периоды, но он, кажется, перехитрил меня. Возможно, ребенок все же был его.

Он встал и убрал грязные тарелки. Я, как хорошая девочка, доела все до конца. И все могло бы кончиться хорошо, я могла бы спасти положение, и мы сумели бы относительно мирно дотянуть до развода, если бы именно в этот момент мобильная связь, которая в наших местах ловила из рук вон плохо, не решила показать, что она все же работает. Мой телефон, который заряжался на кухне, вдруг завибрировал, загремел по мрамору рабочей поверхности. Текстовое сообщение. Ник нахмурился.

— Это еще что?

Прекрати, не надо, пожалуйста! У меня было предчувствие, что это сообщение все испортит. Но едва ли я имела право просить Ника не читать его. Взяв в руки телефон и одним махом проглядев сообщение, он переменился в лице. От нежности, печали не осталось и следа. Только сияющая ледяная ярость.

— Так, значит, ты рассказала мне всю правду? Да?

О боже! От кого это? Доктор Холт был слишком умен, чтобы писать мне. Значит, это…

— Сраный Дэмьен!

Ник швырнул телефон на стол, и он брякнул передо мной с глухим стуком. Я мгновенно прочитала сообщение. Это был ответ на злое письмо, которое я ему отправила и тут же об этом пожалела. «Э… Не знаю, о чем ты. Это же не я захотел тебя повидать, верно?»

Черт возьми! Я не меняла номер с тех пор, как мы