по образу речи (и внешнему изложению) оно и считалось Климентовым, хотя и не принадлежало ему. А что касается до причины, по которой апостол не написал своего имени в том послании, то соглашаются с мнением прочих, что не написал он ради вражды Евреев, какую они имели против него.

Я же полагаю, что двумя изречениями, написанными Павлом в конце сего послания, разрешаются оба сомнения, вызываемые началом послания. Он именно так пишет: знайте брата вашего Тимофея, которого я послал, дабы скоро пришел к вам (Евр. 13, 23). Кроме того, раз или два (Евр. 13, 23, 19) прибавляет: если скорее приидет, и я с ним скоро приду. Отсюда ясно, что он посылал это послание к близким ему лицам. А если посылал к близким своим, то спросим: почему же скрыл перед ними имя свое, когда не поступил так в посланиях, написанных к Галатам, к Коринфянам и к близким, коих видел, – равно как не сделал ничего такого и в посланиях к Римлянам и к другим, коих не видел он? Впрочем, хотя вкратце и доказали мы, что писал это послание к близким лицам, однако приведем и еще некоторые доказательства. Послушайте, что говорит сам апостол в послании к Евреям: «Вспомните прежние дни, в которые вы крещены были, в которые многие страдания и подвиги вы держали, иногда поругания и скорби (гонения); сверх того, говорит, и расхищение имуществ ваших с радостию приняли вы, поскольку достоверно знали, что на небе лучшее уготовано вам, кои остаются даже вовек» (Евр. 10, 32-34). Итак, если это мог писать только Евреям, слушателям (то есть верующим) своим, а не тем, кои упорно хранили в себе злобу распинателей, то почему же в этом послании не написал своего имени, как начертал его в начале послания ко всем язычникам?

Может быть, там еще были тогда апостолы. И поскольку они получили повеление быть апостолами у обрезанных, как и сам он имел власть апостольства у язычников, то поэтому и не желал сам апостол называть своего имени перед ними, так как он не был к ним послан. А между тем и они находились в великой борьбе и терпели тяжелый подвиг за Евангелие. Так, для них было тяжело видеть храм, который стоял еще, и совершение священнодействий, продолжавшееся чинно и благообразно; кроме того, они подвергались преследованию и расхищению имений; притом же апостол знал из самого закона об упразднении священства, как и их жертв и служб, которые они тогда продолжали совершать и которые своим внешним великолепием пленяли простых людей. Поскольку же он знал, что хотя во всем другом он был равен апостолам – своим сотоварищам, однако же в славе был сильнее своих товарищей, то, опустив имя свое, направляет к тем (христианам из Иудеев) учение свое; так что опущением имени своего он обнаруживает свое смирение, а в раскрытии им учения христианского открывается его попечительность.

Кроме того, предстоятели Евреев хотя и были совершенны, однако делались нетвердыми в отношении к ученикам своим и вместе с ними. Так и сам Павел, когда приходил туда (в Иерусалим), то делал то же самое, например: он совершил очищение и принес жертву за свое очищение, как о сем свидетельствуется в Деяниях двенадцати апостолов (Деян. 21, 26-27). Итак, поскольку Павел видел, что ученики вынуждали своих наставников быть вместе с ними (учениками) нетвердыми, то он не касается (и оставляет) наставников, которые были совершенны, и направляет свое послание именно к их несовершенным ученикам.

Как некогда для самого Павла оказывалась нужда в том, чтобы писания иерусалимских апостолов через Иуду и Силу были отправлены к язычникам, среди которых находились и смущали их обрезанные (Деян. 15, 1, 22), так же точно и сам он из-за учеников апостолов написал это послание, потому что сами апостолы опасались открыто проповедовать и говорить в той стране. И не потому, чтобы они боялись самих распинателей, но опасались за своих учеников, чтобы с упразднением обрезания и прочего, как учили их, ученики не отступили бы от Евангелия, и от истинного и совершенного закона снова не обратились к прежнему закону (Моисееву).

Подобным же образом, когда Петр пришел в Антиохию, то Павел не коснулся тех, которые с ним не прямо поступали по истине Евангельской, но счел нужным увещевать самого Петра и с ним беседовать о совершенстве, дабы через Петра услыхали ходившие с Петром (Гал. 2, 11-14). Итак, как он учил посредством слов об упразднении закона, когда присутствовал лично, так и посланием своим желал убедить и упросить тех, которые находились вдали от него. И может быть, после того, как они вняли слову его в Антиохии, когда он был вблизи их, послал для привлечения тех, которые все еще не повиновались наставникам своим. Посему, минуя наставников, пишет к ученикам, дабы апостолы имели возможность отвечать, что (Павел) не писал к ним, и дабы они (апостолы) не могли подвергнуться подозрению в том, что сами писали к нему с той целью, чтобы он отвечал им.

Скрывает же и утаивает имя свое, во-первых, по смирению своему, как сказал я, а потом с той целью, чтобы не называть себя апостолом над Евреями, поскольку ни они не были его учениками, ни он не был к ним послан. Итак, чтобы не подвергли его осмеянию, и распинатели не говорили: «Вот и Савл между апостолами»[239], – он опускает имя свое, и к тем, которые и Сына, Господа Ангелов, считали за Архангела, пишет из Италии послание (Евр. 13, 24), которое начинает так: