— Ицхак. — Константин подпер голову рукой. Нурит знала, что сейчас он обдумывает сказанное и услышанное. В такие моменты его взгляд становился прозрачным — создавалось впечатление, будто капитан Землянских не перебирает в уме варианты решений и не пытается спрогнозировать возможные результаты, а размышляет над увиденной картиной или прочитанной книгой. — Я слышал, что он знал Мустафу. Не удивлюсь, что его желание наживы свело его в могилу. Но доказательствами мы не располагаем, это просто слова.

Нурит подошла к окну и прикрыла ставни — в кабинете было достаточно прохладно, а ветер норовил разбросать лежавшие на письменном столе бумаги по всей комнате.

— Я знаю, что у тебя тоже есть связи с Мустафой, — сказала она.

Константин неопределенно пожал плечами.

— Мы обменялись парой писем, но я не вижу возможности выйти на более серьезный контакт. Кроме того, я не хочу этого делать. Мне хватает мыслей о тех дровах, которые наломал «комиссар». Ну, и с какой же целью Башар сообщил тебе эти интересные подробности? Вежливо предложил тебе внушить руководству, что стоит оставить в покое террористическую группировку «37» и дать ей возможность процветать? Вырисовывается отличная картина. Собрать компромат на каждого из нас и заставить всех внимательнее приглядываться друг к другу. Потом каждый заявит о том, что лучше оставить в покое группировку «37», и тогда мы перегрызем друг другу горло, начав с того, кто заговорит об этом первым. Кто же останется равнодушным к угрозе придания огласке нелестных подробностей из прошлого? Для того, чтобы это скрыть, человек может пойти на все, всех волнует только собственная спина, которую нужно прикрывать. А пока мы будем рыть друг под друга, проводя часы в размышлениях о том, кто виноват, информатор вынесет все необходимые документы из архива, и тогда руки у Мустафы будут развязаны окончательно. — Константин помолчал. — Наши с тобой истории уже известны, чистое как стекло прошлое Гилада и его непричастность к истории с «комиссаром» сами по себе подозрительны. Но что же с Боазом? Я знаком с его бывшими коллегами, у него кристально чистая репутация. Командный состав носил его на руках.

— Может быть, стоит спросить у него об этом прямо? — предложила Нурит.

— В любом случае, придется объяснить ему ситуацию. Я поговорю с ним, как только у меня будет такая возможность. Хотя вряд ли он с удовольствием расскажет мне какую-нибудь душераздирающую историю только потому, что я его попрошу. — Константин в очередной раз покачал головой, разглядывая манжеты рубашки. — Подумать только, какой ловкач этот Башар! Но подготовился он хорошо, признаю.

Некоторое время собеседники молчали, после чего Константин взглянул на часы и поднялся.

— Мы с тобой заговорились, — сказал он. — Мне пора домой.

Нурит тоже встала, отодвинув кресло.

— Спасибо, что пришел. Мне стало немного легче после того, как я рассказала это тебе.

— Не сказал бы, что мне стало легче при упоминании о Салахе, но я сделаю вид, что это так. — Он кивнул на прощание. — Благодарю за беседу и за пищу для размышлений, доктор.

— Удивительно, что ты не отпускаешь никаких шуток на тему психотропных средств.

— О, что ты, я не посмею. Я безмерно счастлив, что ухожу из твоего дома живым.

Лия сидела на кухне, придвинув стул к окну, и читала журнал. В ее пальцах дымилась сигарета. Судя по почти полной пепельнице, за несколько часов она выкурила их с десяток.

— Я хотел вернуться раньше, прошу прощения, — заговорил Константин. — Дело в том, что…

Она подняла голову и посмотрела на него.

— В чем дело? Мне бы тоже хотелось знать. Ты мог позвонить и предупредить, что будешь поздно. Я звонила тебе, но твой телефон был отключен. С каких пор ты отключаешь личный телефон по вечерам, тем более тогда, когда уезжаешь из дома? Мне надо было сидеть и гадать, где ты и с кем ты?

— Я сказал, что уезжаю к Нурит.

— Ну конечно, ты был у Нурит, и поэтому отключил телефон.

— Я отключил телефон потому, что нам надо было поговорить. — Он поднял руку, жестом заставляя ее молчать. — Не надо устраивать сцен, Лия. Ты знаешь, какие у меня отношения с Нурит, и повода для ревности я тебе не давал.

Лия положила журнал, поднялась и, подойдя к чайнику, включила его.

— Ты будешь чай? — спросила она.

— Кофе, если можно. А тебе давно пора спать.

— И ты думаешь, что я легла бы в кровать и уснула, когда ты не отвечаешь на телефон? И еще Габриэль со своими россказнями…

Константин подошел к ней.

— Что она рассказала тебе на этот раз? Во всех подробностях описала наш роман с Нурит?

— Нет, но в свете того, что от тебя снова пахнет ее духами, а также в свете твоего прошлого визита к ней…

— Лия, я хочу тебе кое-что сказать. Во-первых, будет лучше, если ты будешь пропускать рассказы Габриэль мимо ушей, потому что она городит чушь. Во-вторых, тебе стоит слушать то, что рассказываю я, потому что я лучше осведомлен о своей личной жизни. Да, у нас с Нурит близкие отношения, они уже давно перешли границу отношений коллег. Но это еще не значит, что у нас роман. Когда-то я по слабости воспользовался ее чувствами, о чем до сих пор жалею. Я хожу на лекции, которые она читает. Она дает мне литературу по медицине. Иногда мы обедаем вместе. Я не буду отрицать того факта, что Нурит ко мне неравнодушна. И, как я уже говорил, я сам виноват в том, что тогда все так получилось.

Она передернула плечами, демонстрируя безразличное отношение к сказанному, и наполнила водой чашки.

— Я все понимаю, тебе не стоит раз за разом повторять одно и то же, Константин. Но дело не в Нурит. Дело в твоей бывшей жене. — Она поставила чашки на стол и присела. — Иногда у меня такое ощущение, будто я — ее тень. Такое чувство, будто ты видишь во мне ее, и хватаешься за соломинку. Ты любишь не меня, ты любишь ее.

Константин подвинул к себе чашку с кофе.

— Если я скажу, что ты права, то солгу. Если я скажу, что ты не права, то это тоже не будет правдой. Я до сих пор люблю ее, но это другое чувство. Ты похожа на нее, но ты — это не она. И люблю я тебя, а не ее.

— Ты даже во сне говоришь ее имя. — Лия достала из чашки пакетик. — Несмотря на все твои слова, я чувствую какую-то преграду, которая не дает тебе оставить это все. Что должно случиться? Кого ты должен встретить, что должно тебя встряхнуть? Может, я должна что-то сказать или сделать?

Константин сделал глоток кофе, поднес к сигарете Лии зажженную спичку, а потом закурил сам.

— Я был бы рад оставить все в прошлом, но некоторые вещи мы не в состоянии вырвать из памяти. Или из души — не знаю, как будет правильнее. Когда-то эта женщина для меня значила очень много. Когда-то я был готов умереть ради того, чтобы эти отношения, хлипкие, как карточный домик, просуществовали хотя бы еще пару дней. Не знаю, знакомо ли тебе это чувство — хотя, конечно, лучше бы не было знакомо — когда ты знаешь, чем все закончится, умом понимаешь, что конец близок, но что-то внутри предательски шепчет тебе: «Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть. Вот видишь, вы улыбнулись друг другу, смеялись над одной шуткой, гуляли вместе, держались за руки, она поцеловала тебя на прощание. Все не так уж плохо». А потом тебе говорят: «Я решила, что мне стоит уйти. Надеюсь, ты не будешь меня держать». И ты чувствуешь, что у тебя вырвали сердце — просто взяли и вырвали, даже не спросив, не потрудившись перед этим сделать наркоз. Нет, тебе не больно, не страшно, потому что и боль, и страх уже давно пережиты. Это такая пустота, что тебе не хочется кричать, ругаться, бить тарелки. Тебе не хочется плакать. Тебе вообще ничего не хочется. Ты только спокойно говоришь себе: «Да, это конец». Еще пару месяцев назад от этой мысли можно было умереть от ужаса, а теперь ты спокойно признаешься себе в этом, и на душе у тебя не хорошо, не плохо, а просто никак. Будто тебя выпотрошили, осталась одна только оболочка. Эти ощущения прячутся где-то в глубине души, кажется, так глубоко, что их уже не достать. Но одна только мысль об этом, одно только беглое воспоминание, один незначительный образ заставляет их ожить. И, поверь мне, Лия, они не теряют своей силы. Они так же приводят меня в ужас, как и семь лет назад. И каждый раз, когда я думаю о том, что мне надо стукнуть кулаком по столу и сказать тебе: «Черт возьми, разводись с этой нищей больничной крысой и выходи замуж за меня!», именно эти ощущения меня останавливают. А стукнуть кулаком по столу я могу, тут ты можешь мне поверить.