Ни мускул не дрогнул на лице Эда, он все так же смотрел на широкую дорогу, потом перевел взгляд на меня:

— Это могут быть просто люди.

— Они боялись попадаться на глаза стражникам.

— Значит, они когда-то набедокурили, — предположил он. — Но даже если это наши враги, вряд ли они нас заметили, ты ведь не покидала повозку?

— Конечно, нет.

— Вот и хорошо. Самое опасное место, где могла быть засада, мы преодолели и еще выяснили, что наемники не заодно со стражниками Баррелио, так что можно самую малость расслабиться.

Эд повернул голову, свободной рукой притянул меня к себе, поцеловал.

— Девушка, разве правильно любить калеку? — Он кивнул на свою ногу.

— Правильно. — Я спрятала лицо в складках его рубашки. — Иногда мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, даже дольше, и если мы родимся не людьми, а какими-то другими существами, то нас снова потянет друг к другу.

— У меня такое же чувство.

Или мне почудилось, или в его голосе проскользнула обреченность.

* * *

Дождь все-таки услышал мои молитвы и хлынул после обеда. Колеса повозки увязали в раздолбанных колеях, и пришлось остановиться на более-менее подходящем пригорке. С одной стороны, хорошо, ведь я подольше побуду с Эдом, с другой — это невыносимо, потому что некуда девать Арлито, не выгонишь же его!

В абсолютной темноте шелестел дождь, падающий на парусную ткань, шлепался на влажные листья травы. Мы с Эдом лежали, прижавшись друг к другу плечами, и то засыпали, то выныривали из дремы и снова закрывали глаза. Арлито на нас не смотрел, он сел в угол кибитки и то ли медитировал, то ли молился. Сейчас его было не разглядеть, но я знала, что он там же, куда сел на закате.

— Через три дня мы приедем в орден, — прошептала я обреченно, нащупала и сжала руку Эда.

— И?

— Нам придется расстаться, а я не смогу без тебя.

— Это ведь ненадолго. — Его голос сделался теплым, ласковым, я представила, как Эд поднимает уголки губ и его глаза вспыхивают.

— А что потом? Как ты себе это представляешь? У тебя…

— Тсс! Я подолгу не бываю дома, месяца по два-три, так что не вижу препятствий для наших встреч. Меня другое тревожит. — Его голос изменился. — Твой муж.

— Ты ревнуешь? — Я улыбнулась. — После того как докажу, что он покушался на меня, его накажут, и я возьму развод. Меня интересует, как тебя отпускает жена так надолго?

— Мы скорее друзья, чем любовники.

Я не удержалась от шпильки:

— И дети сами собой появились?

Он вздохнул, я почувствовала его недовольство.

— Прекрати, я люблю тебя и хочу быть с тобой.

Портить гармонию не хотелось, я перевернулась на бок, уперлась ладонями в его грудь, чтобы чувствовать, как бьется сердце. Разве я могла мечтать о чем-то подобном? Спасибо тебе, мироздание! Спящий, Незваный или как там тебя! Пусть моя любовь не будет войной, где все средства хороши! Лучше я ненадолго приду в гости туда, где мне обрадуются.

Но чем больше проходило времени, тем сильнее, безнадежнее становилось чувство утраты. На рассвете мы босиком выбежали на омытый дождем луг; держась за руки, рванули за кусты шиповника, где Эд любил меня, прислонив к сосновому стволу и держа мои ноги на весу. Своей дерзостью и страстью мы бросали вызов невидимому наблюдателю, уверенному, что ничего у нас не получится.

Прошли еще одни сутки. Мы провели бессонную ночь, и утром Эд на козлах клевал носом, Арлито косился недовольно, но молчал.

Мне хотелось напиться медовухи и забыться, не слышать назойливого стука сердца-метронома, отсекающего головы секундам. Странно, но Эд тоже тревожился, наше состояние передалось Арлито, сидящему в повозке, он не выдержал, высунулся и напустился на нас:

— Что с вами происходит? Если не хотите в орден — не езжайте. Развлекайтесь, радуйтесь жизни, а я поеду сам, благо Огник простаивает.

— Арлито, не брызгай водкой в костер, — сказала я. — Мне просто тревожно, ничего не могу с собой поделать — одолевает дурное предчувствие.

Маг вскинул бровь, почесал висок и надолго замолчал.

— Хорошо. Согласен, предчувствие не приходит просто так. Я не Мэтиос и не могу заглядывать в будущее, но раз вы двое чувствуете одинаково, значит, тому есть причина, и правильнее попытаться обмануть судьбу. Давайте так: на подъезде к Даалю есть хижина переправщика, он у меня в долгу, поможет без лишних разговоров, вы спрячетесь там и подождете, пока я съезжу в орден за подмогой.

— Зачем? — удивился Эд.

— Вероятнее всего, убийца будет поджидать нас в Даале, лучше вам там не появляться.

— Уверен?

— Почти. Будь я Ратоном, попытался бы перехватить Вианту в Даале и в Рейлле. Причем в Дааль направил бы больше людей.

— Поддерживаю идею. — Я накрыла ладонью руку Эда, он кивнул и проговорил задумчиво:

— Кто бы мог подумать, что Ратон такой подлец! Мне он всегда виделся человеком честным и благородным.

— Мне тоже, — вздохнул Арлито. — Но очень уж очевиден его интерес в происходящем. Но все равно перевоплощение настолько волшебно, что я засомневался в своей способности понимать людей.

* * *

На следующий день дождя как не бывало, только лужи на дороге остались.

Понемногу местность начала меняться: на смену равнинам пришли поросшие лесом пригорки, ели уступили место дубам и высоким деревьям с гладкими стволами и мелкими жесткими листьями, которые не шелестели едва заметно, когда по ним пробегал ветерок, а тарахтели, словно в зарослях папоротника засели тысячи гремучих змей. Даже когда ветви смыкались над головой, было светло — сквозь листочки пробивался солнечный свет, пусть слегка и рассеянный.

Дорога теперь не тянулась ровной лентой, а, извилистая, то взбегала на холм, то скатывалась с него. Когда мы выехали на безлесный пригорок, у меня перехватило дыхание, и я воскликнула:

— Стой! Дай без тряски на красоту налюбоваться.

Перед нами раскинулась долина, напоминающая лоскутное одеяло: желтые квадраты полей, треугольники и ромбы оранжево-зеленых пастбищ, пятна темных рощ, изумрудно-серебряная полоса деревьев, тянущаяся вдоль реки, а дальше, за трепещущим от испарений воздухом, — окутанные сизой дымкой горы. Сначала — округлые кочки холмов, темные, почти черные, невысокие. Дальше — конусообразные и плоские. За ними — еле голубеющие пики с белыми шапками облаков. Горы тянулись с юга на север и делили континент на царство Справедливости и Беззаконные земли.

— Драконий Хребет, — восторженно вздохнул Эд. — Всегда хотел побывать в Даале — городе на краю света.

Я смотрела вперед, на залитую солнечным светом долину, на горы, и казалось, что этот свет проникает в меня, звенит, и каждая клеточка трепещет, меня становится слишком много, радость больше не помещается в груди, хочется выплеснуть ее, протянуть эту искру в ладонях Эду… Не только Эду — каждому проезжающему мимо человеку, пусть тоже испытает восторг на грани потери сознания!