Иисус поблагодарил купца и, под каким-то предлогом отделавшись от Иуды, пошел вниз по склону к оливковому саду. Наступил вечер. На небе взошла луна. Девушки, окруженные поклонниками, плясали под звуки бубна и флейты. Молодые арабы громко рассмеялись, завидев Иисуса.

— Ого-го! Смотрите-ка! Иудей! Сюда идет иудей! Да еще святой иудей, судя по бороде!

Иисус увидел, что окружавшие девушек мужчины в основном арабы. Правильно говорят: из десяти мер разврата девять взяла себе Аравия.

Две или три не принимавшие участия в общей пляске кинеянки подбежали к Иисусу.

— Дети мои, — весело произнес Иисус, — не покупать я пришел сюда. На мне обеты. Лучше скажите, где мне найти вашу царицу?

В ответ они засмеялись громче, чем только что смеялись мужчины, и даже флейтисты оторвались от своих флейт посмотреть, что происходит у них за спиной. Девушки перестали плясать. Вскоре Иисуса окружила праздная и любопытная толпа.

— Что тебе надо от Марии, красавчик? — спрашивали его девушки. — Приворотное зелье? Да? Предсказание судьбы? Нет, не предсказание? Колдовскую штучку, которую ты закопаешь у ворот соседа? Или немножко яду, чтобы не слышать хныканья больной жены?

— Я сегодня ничего не покупаю, хлопотуньи, — сказал Иисус.

— Тогда, значит, продаешь? — спросила его главная плясунья, судя по одежде и выговору, галилеянка, и, тряхнув ножкой, прозвенела ножными колокольчиками. — Ага, я угадала? Тонкие пальцы — пальцы вора! Ты умен, значит, ты надул охрану и отрезал пальцы и нос у разбойника Оведа, которого на прошлой неделе римляне распяли возле прудов Вифлеема. Однако как бы ты ни был умен, малыш, не стоит тебе до утра встречаться с цирюльницей! Умный человек не станет затевать с ней дело, если у него за спиной нет надежного человека и солнце не светит вовсю! Один несчастный три года назад решил назначить ей встречу у столбов Самсона, чтобы что-то продать, так она взяла его за запястье, пихнула легонько меж столбов, помахала перед ним руками, как травка колышется в роще, и приказала ему спать. Когда же он проснулся — ни ее, ни товара. Но самое главное случилось, когда он чихнул! У него отлетел нос! Потому что он был восковой. Она позаботилась оставить ему восковой вместо его собственного, который забрала себе.

— Я сегодня не торгую, дочь Израиля.

— Тогда я ничего не понимаю. Малыш, только дурак будет искать цирюльницу, пусть даже днем, если ему не надо ничего купить или продать.

— Я не скажу тебе о моем деле.

— Благослови меня от чистого сердца, и я провожу тебя туда, где ее можно найти. Но не жди от нее доброго приема, сегодня ночью она постится в своей иве.

— Ты, правда, хочешь получить от меня благословение?

— А кто же из нас не хочет? Сюда редко заходят святые люди.

— Тогда пусть Господь явит тебе Свою милость. Пусть порвется твой бубен.

Она показала ему язык и вновь стала плясать и бить в бубен. Однако он не сводил с нее глаз, и, едва она захотела сделать движение, которое называется «лошак несмысленный», бубен лопнул у нее в руках. Девушка споткнулась и на несколько мгновений застыла на месте. Потом, завизжав, она упала, и ее оттащили в сторонку, обрызгали водой, после чего она перестала визжать, но больше уже не плясала всю ночь.

— Я с удовольствием провожу тебя к МариИ-ци-рюльнице, святой злюка, — сказала кинеянка, — и не забудь рассказать ей о порванном бубне.

— Проводи, и я скажу тебе спасибо.

Она повела его обратно, вверх по склону. Недалеко от пруда, где когда-то поймали священную рыбу, она перелезла через стену и жестом пригласила его последовать ее примеру. Однако возле самого пруда, над которым склонилась гигантская ива, девушку охватил страх. Она бросила освещенного лунным светом Иисуса и убежала прочь, крича на прощание:

— Стучи в дверь, если смеешь. Она там. Иисус не стал стучать. Он приказал:

— Дерево смерти, ива Хеврона, именами Салмона и Салмана и снявшего с себя твои зеленые оковы силача Самсона подай мне ведьму, что прячется в твоем дупле.

Мария-цирюльница (которую в хрестианских книгах называют Марией Магдалиной) кипела от злости, когда явилась его глазам. Это была высокая голубоглазая женщина с крючковатым, как клюв сокола, носом.

— Кто мешает мне поститься?

— Смотри!

— Я ничего не вижу.

— Твои глаза закрыты. Открой их. И ты увидишь.

— Кто приказывает мне?

— Прочисть свои уши, глухая гадюка. И ты услышишь.

— Учитель, чего ты хочешь от меня? — спросила она, подаваясь назад.

— Твоей помощи против врага Господа!

— Против того, кто владеет моей госпожой?

— Против него!

— Следуй за мной в дом моей госпожи, безумец, и посмей там повторить то, что сказал здесь!

— С радостью.

Мария-цирюльница повела Иисуса через калитку к пещере Махпел, к тому скалистому месту, где обычно бросали рыбью требуху. Стая бездомных собак, бродившая среди костей и протухших останков, уселась в ряд и приветливо залаяла, а когда она приказала им замолчать, они тихонько заскулили. Прямо по куче гнили она прошла к скале и сказала молитву на неизвестном Иисусу языке, хотя он знал, к кому она обращена. Мария стояла, прижав ухо к скале, словно в ожидании ответа. Наконец она навалилась плечом на камень, и он поддался. Луна осветила маленькую квадратную комнату с винтовой лестницей, уходившей во тьму.

Когда они вошли, камень встал на прежнее место. Мария вытащила из-под плаща фонарь и жестом пригласила Иисуса следовать за ней. Воздух в пещере был свежий. Они долго спускались по винтовой лестнице, пока опять не оказались перед каменной стеной. Мария произнесла ту же молитву, потом подождала ответа, потом повторила молитву, опять нажала на камень, и он отошел внутрь.

Они оказались в пещере, похожей на улей и выложенной огромными плитами необработанного известняка с нарисованными на них красными и желтыми спиралями, свастиками, перевернутыми свастиками и разветвленной молнией. Посредине возвышалась колонна-фаллос, возле которой лежала пара свернувшихся клубком скелетов, один без черепа, а между ними — позолоченные рога буйвола. Из трех углублений в пещере одно — справа — было пустым, в другом — слева — стояли две полосатые жертвенные чаши, треножник из слоновой кости и еще лежала маска бледного бородатого человека со впалыми щеками, в третьем — посредине — стоял украшенный золотом сундук с кольцами-ручками, на котором сидел золотой серафим. Напротив этих углублений уходил во тьму длинный узкий коридор. Возле входа в него к стене справа и слева были прислонены две продолговатые каменные пластины, одна из красного едомского сардиса, другая — из золотого нумидийского мрамора, с обеих сторон покрытые бесчисленными крошечными изображениями.