Наконец, он отбыл, а я стала ждать звонка мамы. Ближе к четырём часам достала кейсы, в которых хранились подаренные Маратом украшения, и от нечего делать начала перебирать их. Дома осталась я и мама моего мужчины, а дедушка с Алисой поехали к своему другу, чтобы продолжить обследование — как выяснилось, у нас есть надежда на излечение моей крошки, а затем они решили заскочить в парк, погулять немного.

Я сидела в кабинете Марата, рассматривала щедрые дары милого, и ждала звонка от мамы, и когда у меня появилась надежда, что та не придёт, в дверь кабинета постучала Мария Фёдоровна.

— Юль, там, кажется, твоя мама пожаловала, — произнесла она, слегка передернувшись при слове «мама».

Поблагодарив домработницу, я направилась на встречу. Когда вышла в холл, немного растерялась — внешность моей мамы вновь претерпела изменения — опять пластику делала. Увидев меня, она приторно сладким голосом, в котором сквозила фальшь, произнесла:

— Доченька, как же я рада тебя видеть, — сделала ко мне шаг, а я еле сдержалась, чтобы не отступить — не хочу её объятий, вот хоть что со мной делай! Да и фальшь на дух не переношу.

— Добрый вечер, — сухо ответила ей.

— Хорошо устроилась, — она завистливым взглядом осматривала дом моего мужчины.

— Спасибо, не жалуюсь, — сказала всё так же сухо. — Может, всё-таки скажешь, зачем пришла?

— Давай поговорим без посторонних, — показала она взглядом на домработницу, которая не скрывала своего презрения к гостье.

— Давай, — показала ей рукой в направлении кабинета Марата.

Стоило нам войти, весь благодушный настрой мамы словно ветром сдуло. Она бесцеремонно подошла к столу и наткнулась взглядом на украшения в кейсах. От их вида в её глазах загорелся алчный огонёк, она протянула к ним руку, но я остановила:

— Не трогай!

— Твоё? — словно не слыша моего гневного окрика, она хотела взять украшения.

— Неважно, — я подошла и резко закрыла крышки кейсов, чуть одной из них не прищемив ей пальцы. — Я спрашиваю, что тебе нужно? — перешла я к делу.

Прикидываться любящей дочерью у меня не было никакого желания, после её проступка я вычеркнула эту женщину из своей жизни. Она смерила меня изучающим взглядом, и её неестественные губы исказила улыбка, полная презрения.

— Я пришла за своими деньгами, ты устроилась хорошо только благодаря своей внешности, которую я тебе дала. Так что пора бы выплатить долги. Или ты считаешь, что ты мне ничего не должна? — она села в кресло, закинув ногу на ногу, продолжая меня сверлить равнодушным взглядом.

— Ты была плохой матерью и воспитывала меня, по большому счёту, Валентина Степановна, а ты только о своей внешности всегда заботилась. Так что я должна, скорее, ей, и уж точно не тебе.

Её лицо перекосило от злости, но она взяла себя в руки.

— Неверный ответ. Ты наивно полагаешь, что я не смогу тебе устроить ад? Попробуй мне не дать денег, и я ославлю тебя и твоего спонсора. А также ты мне должна за то, что по твоей милости я четыре года с лишним назад потеряла прекрасный источник дохода.

— Не припомню, чтобы я была в этом замешана. И не смей угрожать мне скандалом, иначе скажу мужу, и он тебя в порошок сотрёт.

— Твоим мужем был Сергей, а этот просто трахает, и поверь, когда ты ему надоешь, он тебя выкинет, как надоевшую вещь. А насчёт моих финансовых потерь — ты глубоко ошибаешься. Если бы ты послушала меня тогда и сделала аборт, то Сергей тебя простил …

— Сергей — твой источник дохода? — перебила её. — А, случайно, не за твоё молчание о его бесплодии он приплачивал тебе? — смотрела на неё и понимала — мои выводы верны.

— Не имеет значения, — пожала она беспечно плечами, — за что он мне платил, главное, что по твоей вине я потеряла деньги.

— В общем, так — выметайся из моего дома, чтобы я тебя больше не видела никогда. И запомни — ты мне больше не мать!

Меня трясло от негодования — она всё время знала, что он бесплоден и молчала. Но больше всего меня бесило, что она до сих пор упрекает меня, что я не избавилась от ребёнка. Это не женщина, а монстр! Не знаю, чем бы это закончилось, но дверь в кабинет открылась и показалась голова моей дочки. Я неосознанно подорвалась к двери, прикрыв её собой, и вышла в холл.

— Алиса, иди к дедушке, — я не хотела, чтобы эта тварь видела моего ребёнка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мам, тебя та страшная тётя расстроила? — взволнованно спросила моя девочка.

— Невоспитанная, вся в тебя, — услышал я за спиной голос матери.

Моя девочка испуганно посмотрела на неё, и в её глазах заблестели слёзы. Ребёнок никак не мог понять, почему тётя её обижает. Ведь мама действительно выглядела страшно: постоянные подтяжки и операции сделали своё дело, и от былой красоты ничего не осталось.

— Беги к дедушке, — погладила своё сокровище по голове. Дочь кивнула в знак согласия и побежала к отцу Марата. Стоило ребёнку скрыться из виду, я развернулась к этой твари. — Пошла вон из моего дома!

— Если в течение суток на мой счёт не поступит миллион — для начала, то жди неприятностей. И не льсти себе — ты всего лишь временная подстилка хозяина этого дома, на таких, как ты, не женятся, ими пользуются и выкидывают. И, кстати, дочь у тебя довольно заурядной внешности — ты и тут сплоховала, — с презрением произнесла она.

— Моя внучка — красавица, моя сноха — не подстилка, а хозяйка этого дома, — услышала я полный ярости голос свекрови. — Я передам ваши слова своему сыну, но заранее советую исчезнуть — поверьте, последствия за нанесённое оскорбление вас ждут серьёзные, — пока мама Марата говорила, в холл зашли охранники, — вышвырните эту падаль на улицу и больше никогда не впускайте.

Моя мать попыталась возмутиться, но здоровые парни выволокли её из дома, не позволив и рта открыть.

— Дочка, ты как? — взволнованно спросила свекровь.

— Как обычно после общения с ней, — устало ответила — чувствовала себя опустошённой.

— Юль, иди, отдохни, а я тебе чаю с мятой заварю.

— Хорошо, — согласилась я и направилась в кабинет, чтобы положить кейсы в сейф.

Но когда подошла к столу — обомлела: один из них был открыт, и украшений в нём не было. Раздался звонок телефона, я взяла его со стола и увидела, что звонит эта воровка.