особо нет. Соня даёт мне парацетамол и отпаивает чаем с лимоном, мёдом и имбирем.

Меня знобит, тело сотрясает мелкой дрожью. Картины страшных событий стоят перед глазами, не хотят уходить. Я до сих пор чувствую во рту противный член Марата, а затем металлический вкус крови. Мне снятся его страшные признания:

«Меня возбуждают боль, слезы, кровь и мольба о пощаде. Люблю, когда женщина сидит на цепи, а я делаю с ней, что хочу».

«Мне доставляют удовольствие звуки, когда женщина задыхается».

«На колени. Я сказал, на колени».

Просыпаюсь в холодном поту и захожусь плачем. Он изнасиловал меня. Изнасиловал! Внутри будто что-то сломалось. Чувствую себя грязной, второсортной, испорченной. На мне словно специальное клеймо появилось: «Изнасилованная». Желания жить почти нет. Держусь из последних сил только ради ребенка.

Я все жду, что в дом Сони и Димы вломятся Керимовы и заберут меня. Или сразу убьют прямо в кровати и с температурой. Но дни идут, а никто за мной не приходит. Не заявляется и мой отец.

Я не верю, что меня не ищут. Конечно же, ищут. Вот только я себя обезопасила. По крайней мере мне хочется в это верить. Диктофонная запись с откровениями Марата действительно сохранилась в облако. Керимовы очень дорожат своей репутацией, я вполне могу пригрозить им обнародовать аудиоролик. Такого позора их семейство не переживет.

Есть и еще кое-что хорошее. Диме удалось взломать аккаунт Марата на госуслугах и подтвердить мое заявление на развод. Через месяц я смогу прийти в суд за соответствующим свидетельством. Страшно, конечно. Вдруг именно там меня и схватят?

Господи, я теперь всю жизнь буду жить в страхе?

Соня проводит со мной каждый день, пропуская учебу в университете и работу. Отлучается только один раз, на встречу с судьей Вити. Признаться честно, я не питаю особых иллюзий. Хоть судья и является близким другом семьи Сони, но с чего бы ему помогать Вите?

После встречи с Парфентьевым Соня заходит ко мне с горящими глазами.

— Все будет хорошо, — сжимает мою ладонь и многообещающе улыбается.

— Я понимаю, что этот судья был другом твоего папы, но с какой стати ему нам помогать?

— Он сказал, что и так не планировал выносить слишком строгий приговор. У Вити очень хороший адвокат.

— То есть, он оправдает Витю? — спрашиваю с надеждой.

— Нет, полностью оправдать не может, факт избиения был. Дядя Лёня собирался приговорить Витю к пяти месяцам заключения, из которых два он уже провёл в сизо. То есть, Вите оставалось бы три месяца тюрьмы.

Мне становится плохо. Даже три месяца колонии — очень много. И это, безусловно, сломанная жизнь.

— Но дядя Лёня сказал, что сможет дать условный срок.

Хватаюсь за это, как утопающий за соломинку.

— Точно?

— Да. Сказал, что получится натянуть на условно. У Вити хороший адвокат.

— А почему тогда сразу не планировал давать условный срок?

— Нууу… Понимаешь, судьи же несут ответственность за приговоры, которые выносят. А это уголовное дело по заявлению пострадавшего. Вдруг пострадавший решит обжаловать приговор? Вдруг во время обжалования сочтут приговор судьи излишне мягким? К судье возникнут вопросы. Судьи часто выносят слишком строгие приговоры, чтобы подстраховать самих себя.

— А после разговора с тобой судья не боится, что Марат обжалует приговор?

— А вот для этого придется пустить вход аудиозапись с откровениями Марата. У тебя отличный компромат на него. И так как сейчас тебе стало лучше, — переводит разговор на другую тему: — поехали к врачу.

К гинекологу я и сама очень хочу. Слишком переживаю за ребенка. Керимов ведь ударил меня в бок и протащил где-то метр по полу. На месте удара жирный синяк, вдруг и с ребенком что-то случилось? Об этом мне даже думать страшно.

Соня везёт меня в больницу, в которой лежала на протяжении всей своей беременности. Ее сбила машина, и весь срок была угроза выкидыша. В этой же больнице Соня познакомилась со своим первым мужем, который сейчас работает врачом в Израиле. Именно он по просьбе Сони договорился, чтобы меня приняли на осмотр, во-первых, бесплатно, а во-вторых, без паспорта и оформления. Мое удостоверение личности все еще у Полины, я пока не выходила с ней на связь.

В больнице мне делают узи и говорят, что с ребенком все в порядке. Гора с плеч. Я бы не простила себе, если бы с малышом что-то случилось. Я люблю его больше всего на свете, больше жизни. Стыдно вспоминать, как всерьёз собиралась сделать аборт. Если бы я все-таки совершила этот ужасный поступок, умерла бы следом.

Я много думала о том, что двигало Эммой Фридриховна, когда она помогала мне. Жалость? О нет, она совсем не жалостлива. А что тогда? Ведь ослушалась своего босса, который щедро ей платит не один десяток лет. И хоть я и не хочу снова встречаться с немкой, а понимаю, что наш откровенный разговор неизбежен. Точка еще не поставлена.

Врач делает мне назначение, и мы с Соней уезжаем. Вечером того же дня я пишу Полине в соцсети со страницы Сони. Даю ей номер Софьи и прошу мне позвонить. Подруга набирает незамедлительно.

— Даша, куда ты пропала???? — верещит в трубку.

— Меня ищут? С тобой кто-нибудь связывался? — спрашиваю с опаской.

— Твой отец! Он был в ярости.

— А Керимовы?

— Они нет.

— Что говорил мой папа?

— Сказал, что ты пропала, и спрашивал, не известно ли мне, где ты находишься.

— Угрожал?

— Нет. С чего бы?

Полина не знает, каким на самом деле монстром является мой отчим. И ей до сих пор неизвестно, что он мне и не папа вовсе.

— Ты где? С тобой все хорошо? Что произошло? Ты сбежала от Марата?

— Да, я сбежала от Керимова. Пока не могу сказать, где нахожусь. Но со мной все в порядке, не переживай. Мне нужно забрать у тебя свой паспорт.

— Да, конечно. Где встретимся?

Я немного медлю с назначением места встречи. Что если за Полиной следят? Сначала мне нужно обезопасить себя и всех своих близких, а потом уже лично встречаться.

— Давай чуть попозже. Мне пока паспорт не к спеху. Только не говори никому, что у тебя мой документ.

— Да, конечно. Не переживай.

— До встречи, Полин.

— До встречи.

Я отбиваю звонок и возвращаю Соне ее мобильник. Несколько минут думаю, как быть дальше.