Рассуждая здраво, префект находил, что в Риме правит сейчас не самый лучший император. И ему с горечью приходилось констатировать, что слишком многие обрадовались бы возможности заменить его на кого-нибудь другого. Но Руфин выиграл Третью Северную войну, и Корнелий Икел за одно это готов был умереть за императора. Префект, как и любой потомственный военный, был консерватором. И мысль об изменении устоев наводила на него почти суеверный страх. Любой римлянин знает, что лишь замена случайного избрания императора на священный и неколебимый принцип наследования и передачи власти от отца к сыну остановила распад Империи.

По твердому убеждению префекта эта система способствовала возвеличиванию и упрочению Рима гораздо больше, нежели сомнительный дар осуществления желаний, создавший много суеты вокруг гладиаторских боев и приносивший порой странные и опасные плоды.

Но сейчас кто-то хотел сменить династию. И этому «кому-то» Корнелий Икел должен помешать, он сделает неожиданный ход, уберет Элия, и тем самым волей-неволей заставит всех преданных граждан сплотиться вокруг Руфина и Александра. Икел был уверен, что их неведомый враг не ожидает такого поворота событий. Система управления Империей достаточно совершенна, чтобы удержать у власти даже такое ничтожество, как Александр. Что может быть труднее преданной службы недалекому, слабому и своенравному правителю? Но Корнелий Икел готов был взвалить на свои широкие плечи и этот груз. Не ради себя.

И не ради Александра или Руфина. Ради Рима. Да, Александр Цезарь неважный наследник. Но ради блага Рима он должен стать единственным.

Выехав из Палатинского дворца на своей машине, украшенной римским орлом, префект направился к научному центру, чья высоченная колонна, перевитая позолоченной лавровой гирляндой и увенчанная статуей Минервы, держащей в своих руках земной шар, возвышалась над Квириналом.

Центр задумывался как огромный храм науки — центральное здание, украшенное портиком с колоннами коринфского ордера и фронтоном, на котором изваянные в мраморе достойные мужи прошлого преклоняли колени перед Минервой, чем-то напоминал храм Юпитера Всеблагого и Величайшего. Сходство усиливала золоченая квадрига, мчащаяся над фронтоном прямо в синем июльском небе. Префект велел водителю притормозить и внимательно посмотрел на роскошное здание. Почему Трион так внезапно вошел в доверие? И что он такое задумал, если сумел в сердце императора потеснить префекта претория. На что намекал Руфин? Неужели академик могущественнее римских легионов? И главное, почему Трион требовал устранения Элия? Уж не из-за расследования, которое начал сенатор, прежде чем исчезнуть?

Корнелий Икел вошел в главное здание центра. Икела встретила молодая секретарша. Черные прямые волосы на египетский манер обрамляли загорелое скуластое лицо, миндалевидные глаза были обведены ярко-синей краской.

— Академик Трион отсутствует, — сообщила она, улыбаясь заученной, ничего не значащей улыбкой. — Уехал сегодня утром.

— Куда именно?

Она замялась. Почти машинально свернула листок бумаги трубочкой и развернула — не знала, может ли сообщить Икелу место пребывания Триона.

— В Верону. Его ждут в Веронском филиале академии.

В этот момент зазвонил телефон. Она потянулась к трубке и выронила листок.

Прежде чем девушка опомнилась, Икел поднял бумагу. «Новый груз из Конго прибыл»,

— значилось на листке. Что бы это могло значить?

Секретарша покраснела и почти вырвала бумагу из рук префекта претория.

Верона… Сенатор Элий интересовался когортой преторианцев, расквартированной вопреки уставу в Вероне. Икел отказался ответить, потому что в тот момент ничего не знал о когорте. Но ему не составило труда выяснить, что его гвардейцы охраняют какой-то заброшенный стадион в Вероне и сопровождают фургоны с рудой, которую привозят из Массилии. То, что груз привозят из Массилии, тоже было очень странно — руду везли окружной дорогой. А теперь оказывается, что академик Трион зачастил в Верону и физика почему-то интересуют поставки таинственной руды.

«Почему я ничего не знаю о грузах, которые прибывают из Конго? — думал Корнелий Икел, пока его машина ехала к лагерю преторианцев, который уже давно лежал в границах города. Обнесенный мощными стенами с воротами, украшенными орлами, лагерь был самой мощной крепостью в городе. — Почему мне неизвестно, чем занимается академия в Вероне? Префект претория обязан знать такие вещи». Кстати, чем сейчас занят фрументарий[55]Квинт? Насколько помнил Корнелий Икел — бездельничает. Пора бы ему заняться делом.

Первый день ожидания Маркуриевых игр в Антиохии

«Победителем Аполлоновых игр объявлена Клодия Галл. Это первый случай, когда победителем становится гладиатор, не выигравший большую чашу — приз первого дня состязаний».

«Акта диурна», канун Ид июля[56]

Элий обожал утопающие в зелени города побережья. Защищенные Альпами от северных ветров, они овевались теплым дыханием моря. Они не менялись год от года, как не менялось лазурное море с белой каймой прибоя. Ряды пальм вдоль набережных и бесчисленные полосатые тенты крошечных закусочных, то сине-белые, то красно-желтые, повсюду цветочные клумбы с прихотливым орнаментом, черные свечи кипарисов, раскидистые шатры сосен, уютные магазинчики и библиотеки.

Элий бывал прежде в Никее, когда ему доводилось отыскать в своей бурной жизни несколько свободных дней. Здесь же он провел два месяца, выздоравливая после того, как Хлор отрубил ему ноги. Он ковылял по кривым улочкам, что ступенями спускались к морю. Они так отличались от улиц классических римских городов, таких как Тимугади, построенных по образцу военного лагеря, где все улицы проложены с запада на восток или с юга на север и всегда пересекаются строго под прямым углом. Здесь все было непредсказуемо. Крошечные домишки могли находиться рядом с роскошными виллами. Лимонные деревья и пальмы соседствовали с дикими виноградниками и соснами. Спору нет, в июле здесь слишком жарко. Но ветер приносил запах моря, который сам по себе мог излечить от чего угодно.

Последние два года Элий непременно приезжал на кинофестиваль в Монак[57]. Эти празднества так любила Марция. Но дни, когда по набережной прогуливались знаменитые актеры, пляжи усеяны загорелыми телами, повсюду слышался смех, песни, беспрестанно у кого-то брались интервью, чтобы тут же превратиться в сплетни, были слишком утомительны. И только встречи с Марком Габинием, этим стареющим красавцем с благородным профилем, доставляли Элию истинное удовольствие. Марка Габиния неизменно выбирали председателем Большой комиссии и поселяли в императорских апартаментах. Ибо он был императором мира Кино. Молоденькие девушки бегали за знаменитым актером точно так же, как и в дни его молодости.