(Из дневника Мартина Грегори)

– У тебя руки холодные. Ты уверена, что не мерзнешь?

– Просто обними меня, Мартин.

– Включи-ка обогреватель.

– Обними меня. И не уходи из постели.

– Самая настоящая зима, – я сделал вид, будто ласкаю се, потрепал по загривку. – Послушай-ка, какой ветер.

– Когда такой ветер, мне всегда кажется, что вот-вот дерево рухнет на крышу дома.

Я обнял ее, и она повернулась ко мне лицом. Взяв ее за щеки, я нежно поцеловал ее в губы. От них пахло вином, которое она пила за ужином. Деваться мне было некуда и не хотелось заставлять ее проявлять инициативу самой. Но она не ответила на поцелуй. Я поцеловал ее еще раз, просунув язык ей в рот, но он наткнулся на частокол стиснутых зубов.

– В чем дело? – прошептал я.

– Ни в чем. Просто так долго этого не было.

– Давай-ка, малышка.

Она оперлась на локоть и посмотрела на меня, широко раскрыв глаза. Взгляд ее был пристален и испытующ.

– Ты по-прежнему любишь меня, Мартин?

– О Господи, что за вопрос! Ты сама знаешь, что да.

– Но что-то между нами произошло.

– Просто я в последнее время был как-то не в настроении, вот и все. Тебе станет лучше, если мы погасим свет?

– Может быть, тебе станет лучше, – с неожиданным лукавством ответила Анна. Сев в постели, она принялась стягивать с себя ночную рубашку. Я увидел, как ее груди, на мгновение задранные высоко вверх складками красной фланели, затем широко и бессильно опали. Не испытывая ни малейшего желания, я потянулся и погасил свет. Может быть, во тьме и впрямь окажется легче.

В окно ударила ветка, ее дрожь передалась оконному стеклу.

– Что это такое? – Анна испуганно приникла ко мне.

– Ничего. Ветер.

Она взяла мою руку и провела ею себе по груди. Я легонько забарабанил пальцами по соскам. Исполняя супружескую обязанность, я взял в рот сперва один сосок, затем другой и полизал их, добившись слабой, горьковатой на вкус эрекции. Анна начала тихонько вздыхать и, вновь найдя мою руку, провела ею себе по животу.

Сейчас я имитировал нетерпение, чтобы скрыть от нее отсутствие настоящего интереса. Я вставил ей в ухо язык и сильно скреб ее между ног.

– О Господи!

У нее перехватило дыхание. Ее колени разъехались, лоно рванулось ко мне навстречу.

Я почувствовал судорогу отвращения и отдернул руку.

– Что такое... Анна? – выдохнул я. – Анна, что ты сделала!

– Я тебя не понимаю.

– Там ничего нет!

– Не понимаю. Чего нет?

– Ты сбрила волосы!

– Мартин, прошу тебя, – прошептала она.

– Но это же... это же невозможно!

Я ведь видел их всего пару минут назад, когда она стягивала ночную рубашку. И в ванной перед ужином. Ее золотое руно! И тут я вспомнил о шнуре электробритвы, свисающем из аптечного шкафчика.

– Я зажгу свет.

– Нет, пожалуйста! Это пустяки. Тебе просто почудилось. Вот, смотри, – она взяла мою руку, вернула на прежнее место и крепко зажала между ног.

Я прикоснулся к ней. Она затрепетала под моими пальцами. У меня произошла эрекция.

Анна засмеялась, и этот смех мне показался совершенно незнакомым.

– Анна, погоди-ка.

Я попытался проникнуть в нее.

– Лежи смирно. Давай я сама...

Она перекинула через меня ногу, очутилась сверху и крепко зажала обе ноги своими. Затем, стоя на коленях надо мной, принялась легонько подпрыгивать, вереща и орошая слюной мою грудь. Войти в нее поначалу оказалось невероятно трудно.

Я скользнул пальцами в узкую щель между ее ягодицами и страстно усадил ее на себя. Анна по-поросячьи взвизгнула.

Внезапно устрашившись чего-то, я потянулся ощупать ее лицо, ее уши, углы ее губ, колючий ежик ее волос – только чтобы убедиться в том, что это моя Анна.

Она начала скачку, сначала медленную, едва заметную, поднимаясь и опускаясь надо мной во тьме.

Она нашла нужный ритм, он стал теперь постоянным, мы положили руки друг другу на плечи.

Но нечто ворочалось у меня в мозгу, вращалось и билось в такт хлопкам друг о друга наших шевелящихся тел.

Я почувствовал головокружение – тьма сгущалась, кружилась, вертелась на оси моего члена. Мы неслись теперь с единой, все нарастающей скоростью.

Затем я нечто расслышал – этот звук пробивался сквозь стены – лязг и щелканье металла о металл.

Этот звук доносился сверху. И тут же я вспомнил о сейфе, о кристалле – кто-то пытался проникнуть в мансарду с крыши!

– Послушай, – зашептал я. – Послушай, Анна! – Я обхватил ее за плечи и прижал к себе, не давая заговорить.

– А в чем дело?

– Шум! Ты слышишь?

– Нет, ничего не слышу.

– Но он такой громкий. Ты должна его слышать. И вроде бы он доносится с крыши. Слышишь этот скрежет? Вот!

– Ерунда, – она вернулась к прерванному занятию. – Не обращай внимания.

Но я не мог последовать ее настоянию. Все, кроме этого шума, потеряло малейший смысл. Анна попыталась закрыть мне рот своими губами. Ее мокрый язык заскребся возле моих ушей. Я перевернул ее и очутился сверху.

– Что ты делаешь? – простонала она.

Но я потерял к ней всякий интерес. И почувствовал, как поник в ее теле.

– Очень жаль, Анна, но ничего не получится. Мне надо идти.

– Идти куда?

Потянувшись к выключателю, я зажег свет. Мы посмотрели друг на друга, еще ослепленные после пребывания во тьме. Я начал выкарабкиваться из постели.

– Теперь я слышу, – прошептала она, прижавшись ко мне. – Это просто какая-нибудь ржавая петля. Или та дверь у портика. Ты же знаешь, ее всегда открывает ветром.

– Да, так оно и есть! Даже наверняка! – Мне хотелось говорить как можно увереннее: пугать ее было незачем. – Но нельзя же лежать тут и ночь напролет слушать этот скрип. От этого рехнуться можно. Я скоро вернусь.

– Не ходи, Мартин.

– Я скоро вернусь. Прямо сейчас, обещаю.

Я натянул джинсы и пуловер и прошел в ванную. Сейчас уже ничего не было слышно. Все в доме было тихо. Возможно, Анна не ошиблась и это действительно хлопала дверь. Хотя я был убежден в том, что шум доносился с крыши. Может, телеантенна? Но сперва и звуков-то никаких не доносилось, а только нечто сосущее у меня в мозгу. Я почувствовал, как полумесяц своими рогами ворочается во тьме.