Ах, Черные холмы – я не видела краев прелестнее! Они богаты сосной, и елью, и можжевельником, и дичью самых разнообразных видов. К нашей радости, снова потеплело, стояли тихие осенние дни, обещавшие небольшую передышку перед новым натиском зимних холодов. Настроение у всех нас резко улучшилось с наступлением погожих дней и прибытием на эти прекрасные земли. Думаю, все мы были несколько подавлены после посещения агентства «Красное облако», когда увидели, в какой бедности и убожестве живут там люди. Так что же, в этом и состояла конечная цель нашей миссии? Привести народ, принявший нас, от свободы и процветания в состояние полной инертности, близкое к нищете… Это скорее не ассимиляция, а форма тюремного заключения…

После ухода из Форта-Ларами я несколько раз заводила речь с мужем о необходимости для Людей прийти к одному из агентств и сдаться. В конце концов я даже стала умолять его, во имя ребенка, которого ношу и еще не рожденных детей всех остальных белых жен, доказывая ему, что, родившись при агентстве, эти дети не только будут находиться в полной безопасности, но и получат преимущества школьного образования, что, в свою очередь, поможет им впоследствии обучить остальных Людей правилам жизни среди белых. «Ты ведь этого и хотел! – твердила я вождю. – Именно за этим ты пришел тогда в Вашингтон».

Но Маленький Волк упорно повторял, что Люди в настоящий момент отлично обеспечены, им удается обходить поселения белых и он не хочет без причин отказываться от такой хорошей жизни. А что до ваших детей, говорил он, они так или иначе скоро вернутся к белому племени, но сначала им нужно дать возможность познать и обычаи их отцов, ощутить, пусть лишь в первый год жизни, как существовали их предки в былые времена.

«Мы будем все время вспоминать жизнь, какую имеем сейчас, – говорил он с мягкой печалью. И думать при этом, что никогда ни один народ на земле не был столь счастлив и столь богат; у нас крепкие вигвамы и изобильная еда; у нас много лошадей и прекрасная утварь, и я не готов расстаться со всем этим и начать жить согласно обычаям белых людей. Не теперь. Еще одна осень и зима, возможно, еще одно лето… А там посмотрим.

У шайеннов иная концепция времени, отличная от нашей; такие понятия, как календарный срок или ультиматум, мало что для них значат. В этом отношении их мир куда менее статичен и не подвластен иным временным ограничениям, кроме как смене времен года.

– Но Армия не даст нам времени до лета! – пыталась я вразумить его. – Послушай, что я силюсь сказать. Ты должен привести Людей в агентство этой зимой, никак не позже!

Теперь я порой думаю, не с тайной ли целью Маленький Волк водил нас к «Красному облаку» – чтобы мы воочию убедились, какое неприглядное будущее ждет наших детей в подобном месте. И действительно, если именно к этому существованию мы должны «стремиться», наша нынешняя свобода, хотя и временная, кажется еще более, неизмеримо более ценной.

Несмотря на все наши старания избегать встреч с многочисленными золотоискателями, мы все же натыкаемся на следы их присутствия на Черных холмах. По пути мы видим колеи от движения крупных грузовых обозов и замечаем россыпи новых поселений. Наши разведчики также сообщили, что в этих краях находятся части Армии Соединенных Штатов. Маленький Волк отдал строжайший приказ молодым воинам воздержаться от каких-либо вылазок, и мы настолько ловко миновали людные места, что я даже сомневаюсь, что белые заметили наше появление. Но все же, как рассказала мне Фими, несколько молодых индейцев, включая ее мужа, сбежали, чтоб вступить в войско оглала-сиу, совершающих частые набеги на непрошеных гостей. И я знаю: это не приведет ни к чему хорошему.

Вот уже несколько дней мы стоим лагерем недалеко от горы Новасосе, один вид которой побуждает индейцев выполнять разнообразные религиозные обряды. В племени устраивают пиры и пляски, многим являются видения, почти непрестанно звучит дробь барабанов. Большинство церемоний слишком сложны и мудрены для человека, далекого от религии, как я, чтобы понять или хотя бы подробно зафиксировать их. Индейцы постятся, приносят жертвы, мужчины совершают даже акты самоистязания, перенося настоящие мучения, – например, практикуются отвратительные вещи вроде прокалывания сосков, привязывания себя к столбам или к свежеразрисованным щитам (искусство нашей дорогой Хелен сейчас востребовано как никогда!), которые они потом тащат на себе в круг пляшущих, испытывая при этом неописуемую боль. Как бы ни пытались мы до сих пор привыкнуть, примириться с жизнью и традициями шайеннов – а нам ради этого пришлось поступиться многим, – ни один цивилизованный человек никогда не признает эти ужасающие обычаи ничем иным, кроме как варварством. Как бы то ни было, наш Антоний относится к ним с чрезвычайным интересом и подробно записывает мельчайшие детали религиозных обрядов дикарей. Он считает, что они, безусловно, созвучны – и, возможно, даже уходят корнями в раннее христианство. Разумеется, с его стороны это лишь желание принимать желаемое за действительное, но, в конце концов, это его работа. Надо также отметить, что, к его чести, отец Антоний распространяет слово божие среди Людей очень деликатно, без искусственного пыла и непременного обещания кары Божьей, в отличие от преподобного Хейра, но и без евангелического рвения Нарциссы. Он лишь упорно ходит от вигвама к вигваму, заводя разговоры с таким прямодушием, смирением и добротой, что индейцы, верно, и не догадываются, что их пытаются «обратить». Я думаю, в нем – их единственная надежда на духовное спасение… Если они в нем нуждаются.

Вчера главная советница Маленького Волка, Идущая-Против-Ветра, пришла к нашему вигваму, чтобы поведать вождю свое видение. Она очень странная, с гнездом иссиня-черных волос и особым сиянием в глазах, напоминающим отблески пламени. Живет она одна, но поскольку считается у шайеннов вроде святой, то ее нужды обеспечивают почтительные соплеменники. Мужчины приносят ей дичь, а женщины приносят все необходимое для жизни. Все верят, что она ясновидящая, что она живет одной ногой в ином мире – «мире, что лежит за нашим». И мой муж, вождь племени, ценит ее советы весьма высоко.

И вот сейчас она сидит с ногами крест-накрест и шепчет что-то на ухо Маленькому Волку; я подсаживаюсь как можно ближе к ним сзади, чтобы расслышать ее слова. «В моем видении жилища Людей охвачены огнем, – говорила она, – белые солдаты сваливают наши припасы в большие груды и поджигают – все разорено, все, что у нас есть, пожирает огонь. Я вижу, как Людей в чем мать родила гонят в горы, и мы, словно дикие звери, прячемся в скалах». Замолчав, странная женщина обхватила себя руками и стала раскачиваться взад-вперед, словно пытаясь согреться. Я и сама ощутила озноб от ее слов. «Там очень холодно, – продолжала она. – Многие Люди замерзают насмерть, а младенцы синеют подобно обломкам льда на реке прямо в материнских объятьях…»

– Нет! – невольно вскрикнула я, сама того не ожидая. – Прекратите эти речи, немедленно! Это все ложь! Я не верю вашим видениям, все это не больше чем пустые предрассудки. Слушать не желаю ничего подобного! Кто-нибудь, пойдите и приведите сюда брата Антония, пусть он скажет нам правду!