Илья кивнул.

– Если я прошу слишком много… – Врач смущенно замолчал.

– Все в порядке. Сантехнику мы вам тоже поменяем.

– А когда вы приступите к работе?

– Как дадите команду, – Илья улыбнулся.

– Тогда, если можно, через неделю?

Еще полчаса они обсуждали технические моменты, а потом старшая медсестра отделения выдала Илье костюм, шапочку и сменную обувь. Маску он попросил сам, для конспирации.

– И вот еще что, Илья Владимирович, – сказал врач, – по отделению, пожалуйста, без лишней надобности не ходите и персоналу не мешайте.

Илья клятвенно заверил, что будет тише воды ниже травы и никаких хлопот никому не доставит.

– Ну, вот и хорошо. Если вам что-то понадобится, вы знаете, где меня найти. Или, в случае чего, обращайтесь к моим коллегам. Я их предупрежу.

Практика показала, что застать заведующего в его рабочем кабинете было практически невозможно. Обходы, консультации, занятия со студентами… Его коллеги, мужики в помятых хирургических робах, со следами хронической усталости на лицах и желтыми от никотина пальцами, тоже появлялись в насквозь прокуренной ординаторской нечасто. Только затем, чтобы за чашкой ужасного растворимого кофе и очередной, надцатой по счету сигаретой обсудить состояние «тяжелого», «очень тяжелого» или «безнадежного» больного. А какие еще пациенты могут быть в реанимационном отделении?!

К Илье врачи относились снисходительно-терпеливо. На вопросы отвечали обстоятельно, в душу не лезли, дорогой коньяк принимали со сдержанным достоинством и мимолетной улыбкой, несколько раз наливали кофе и предлагали сигареты. От них Илья узнавал о состоянии Макса; о том, что Сима не спит третьи сутки; о том, что ей стало плохо и дежурной медсестре пришлось даже звать врача; о том, что заведующий пытался отправить ее домой, но она отказывалась, а он терпел ее упрямство по той простой причине, что компания «Максима-стройсервис» взяла на себя добровольные обязательства по закупке необходимого для больницы медоборудования.

Илья имел возможность, оставаясь неузнанным, быть рядом со своим ребенком. Несколько раз он сталкивался с Симой в коридоре, и тогда ему казалось, что, даже будь он без маски, она бы его не заметила. Вряд ли она вообще кого-нибудь замечала, кроме своего сына. А Илья, наоборот, замечал все и вся. За последние дни мировосприятие поразительным образом обострилось. В одночасье его скучный серо-белый мир стал цветным. Возможно, из-за этой приобретенной сверхчувствительности ему не давал покоя кровоподтек на Симином лице. Этот кровоподтек воспринимался им как личный враг, как человек, нет, даже не человек, а существо, посмевшее разрушить красоту, осмелившееся сотворить такое с его женщиной.

Вот и сегодня утром, глядя в лицо растрепанной со сна и чем-то расстроенной Симы, он в сотый раз пожалел, что смалодушничал, не разобрался с тем подонком по-своему, по-мужски, без свидетелей и полиции. А еще он думал, что придется рассказать ей про брата, про то, что он через тридцать минут после своего бегства на железнодорожном переезде врезался в электричку и умер мгновенно – на взгляд Ильи, слишком быстро для человека, с чьего согласия совершилось одно и планировались еще три убийства. Слишком быстро…

Впрочем, не ему решать. Его задача – хотя бы на время оградить от всего этого Симу. Он просил следователя не говорить ей про брата. Всего пару дней, пока Максим не поправится. Следователь обещал.

А еще Илья думал, что безумно любит эту непостижимую женщину, которую судьба в качестве призового лотерейного билетика подсунула ему семь лет лет назад, которую он не уберег, не удержал, которую обидел… Женщину, которая родила ему сына.

Он думал, что в их отношениях все слишком сложно, слишком запутанно, что любовь и ненависть переплелись так сильно и пылали так ярко, что трансформировались в какое-то новое чувство, неизвестный науке сплав. Им еще предстояло проверить этот сплав на прочность.

И они обязательно его проверят… если Сима выйдет наконец-то из ванной.

Сима стояла под горячими струями воды и уговаривала себя выйти из ванной. Сейчас из-за своих глупых, никому не нужных комплексов она теряет время. А у нее в больнице ребенок. Неважно, что доктора считают Макса уже почти здоровым, она-то знает, что нужна своему мальчику. Знает и продолжает стоять под душем…

Сима глубоко вздохнула, закрыла воду и потянулась за полотенцем. Полотенце было еще влажным и пахло ментолом.

Его полотенце, его запах…

Конечно, его! Здесь все его – его дом, его ванна, его полотенце, его царство. И совершенно непонятно, что она делает в этом царстве.

Сима наспех вытерлась, оделась и мимоходом подумала, что было бы неплохо заехать перед больницей домой, в свое собственное царство, чтобы сменить одежду.

Сегодня предстоит долгий и трудный день. Сегодня она должна встретиться со следователем, заскочить в офис, разобраться с самыми неотложными делами, а еще, если все будет хорошо, доктор обещал выписать Макса.

Запотевшее зеркало матово поблескивало. Сима коснулась лбом его прохладной поверхности, собираясь с силами. Посмотреться в зеркало она так и не решилась. Да и зачем? Что нового она там увидит? Осунувшееся, серое лицо, синяк во всю щеку?

Ничего нового.

Разве только глаза…

Она не была уверена, но очень сильно опасалась, что глаза выдадут ее, стоит только ей выйти из ванной. Наверняка, если хорошенько присмотреться, можно заметить в них что-то очень похожее на надежду – чувство глупое и бесполезное. А Илья обязательно заметит, от этого его странного взгляда ничего не укроется. Он заметит, а ей будет страшно, и неловко, и больно, и обидно из-за того, что он заметит, но не догадается. Для него случившееся – всего лишь эпизод. Он воспринимает все иначе. Вряд ли вчера он поступил так из мести. Они уже поквитались, расставили все точки над «i». Скорее всего, для него это всего лишь приятный экскурс в прошлое. Нет, не попытка реанимировать это прошлое, а так, ни к чему не обязывающее приключение с элементами ностальгии.

Ей и самой следует научиться относиться к происходящему философски. В конце концов, она ему многим обязана. Можно считать эту ночь своеобразной платой. А почему бы и нет? Это всего лишь способ отблагодарить человека, спасшего жизнь ей и ее ребенку. Несколько экстравагантный способ, но все же… У нее, при определенном внутреннем усилии, появляется возможность сохранить лицо и приятные воспоминания. Сима невесело усмехнулась. Пожалуй, без подобных воспоминаний ее жизнь стала бы намного проще.

Когда Сима нашла в себе силы выйти из ванной, к ее огромному облегчению, Ильи в спальне не оказалось. Она получила еще несколько минут отсрочки.

Илья сидел за столом на огромной, поблескивающей хромом кухне. Перед ним дымились две чашки с кофе, на широком блюде возвышались странные сооружения, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся гигантскими многослойными бутербродами.