Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бог уходил всё дальше, вглубь деревенских улиц.
— Пошли, — я отпустила всхлипывающую Кайлу, и мы побрели прочь из этого проклятого места.
На западе, во всё более светлеющем небосводе, ярко сияла единственная звезда — все прочие уже померкли. «Свет Старых богов», вспомнила я. Моя бабка была последней в селе, кто верил в них.
«И ведь не было никакой войны. Просто всё менялось. Мало-помалу всё становилось другим. Теперь уж никто и не знает, каково было раньше».
Надо же, я что-то помнила из её путаных рассказов о той жизни.
— Пять тысяч шагов до озера, а там я встречу вас. Поспешите. Сладострастие почуял измену.
В этот раз безумец не исчез, его силуэт показался из-за кустов, но тут же взмыл в небо юркой птахой.
Туман белой дымкой путался в кронах деревьев, тут и там спускался к земле. Невесомые рукава растянулись на много миль вокруг.
Покрепче перевязав валенки, мы тронулись в путь. Дорога была неблизкой и трудной, а положение Кайлы увеличило её вдвое, нагружая нас обеих.
Если я правильно помню, Обожжённая дверь находилась в низине — в самом центре нашего Вогнутого мира.
Но мы шли не туда.
Четыре тысячи шагов до водоёма. Я помнила его, кое-кто из «наших» ходил на Гладкое озеро за рыбой. В нём водилась щука. И плотва! Она невероятно вкусная, если пожарить её до хрустящей корочки.
В животе предательски заурчало.
Три тысячи шагов до озера. Кайла уже еле плелась, её валенки черпали снег всё сильнее. Когда в очередной раз она провалилась почти до колена, то долго лежала на снегу, хрипло дыша. Пора делать привал. Сошли с просеки в лес. Сесть некуда, ведь я забыла взять скатку! Наст не держал вес, проламываясь под ногами, но мы брели всё дальше вглубь леса, на поиски поваленного дерева. Сотню шагов спустя они увенчались успехом: я постелила шарф на ствол и посадила невестку.
— Немного отдохнём. На вот, перекуси, — она тяжело дышала и не сразу взяла мясо и хлеб.
— Куда мы идём, мама?
— К Гладкому озеру.
Она зажмурилась: вдох — выдох. Собралась с силами.
— Зачем всё это?
Чтобы не сдохнуть.
— Ради наших жизней, девочка.
Кайла слизала с рукавицы снег — поставить чай времени нет, а мясо солёное.
— Дай-ка я послушаю своего внука, — она расстегнула шубу, и я приникла к её животу: с минуту не дышала, прислушивалась.
Но кажется, всё в порядке.
— Ешь быстрее, и идём.
Небо на востоке, там, откуда мы пришли, темнело всё сильнее. Совсем скоро Сладострастие нагонит нас, я больше, чем уверена в этом. Следом за ним шёл Борхо с охотниками. И пусть бы мне пришлось тащить девчонку на себе, я не сдамся.
Две с половиной тысячи шагов в обе стороны. Уже слышен шум крыльев за спиной.
Вόроны всё ближе. Наконец, они настигли нас. Их перья, словно чёрный снег, сыпались с неба, а противное карканье царапало слух. Мы свернули, и я заставила девчонку остановиться и спрятаться позади, между мной и деревом на краю леса.
Воздух совсем почернел от птиц: с трудом выдерживаю их галдёж, и перья всё больше похожи на стрелы, летящие с небес. Кайла сдавила уши руками, в тщетной попытке спрятаться от раздирающего слух крика. Я склонилась к ней, укрыла от птиц своим телом. Блестящий клюв ворона пробил мою вязаную шапку, пустив первую кровь.
«Сомнение, вот твоё оружие».
Внутри каркающей темноты, одолеваемая страхом и болью, как молитву я шептала слова чужака, что совсем недавно спасли нас.
«Сомнение».
Ещё несколько ударов в голову. В плечо. Спину. Я дрожала, и девчонка под руками выла от ужаса.
«Твоё оружие».
Мягкое сияние коснулось моей щеки. Небо очистилось, воронов как не бывало, и только кровь капала из моих порезов на снег.
Отерев прокусанную губу, я поднялась, глядя ему прямо в глаза.
Моё золотое божество.
Сладострастие.
Его силу не сравнить с Азартом.
— Идём домой, моё бедное дитя, — протянутая ладонь почти коснулась меня.
Возможно ли заставить себя не взять эту руку? Как это возможно?!
Его глаза полны сожалением и тоской, голос ласков, но в нём слышался мягкий укор.
Я вновь закусила измочаленную губу — отказ ему равен смерти, и приносит сильную, осязаемую боль. Но ещё хуже стало, когда я поняла, что он зовёт не меня.
В его взгляде укор отца к непослушной дочери.
Кайла.
Кажется, я зарыдала в голос.
О, да. Его сила не идёт ни в какое сравнение с жалкими потугами Азарта.
Девчонка позади меня не шевелилась и будто… умерла. И я тоже вот-вот упаду без сил.
Но тут мою ладонь сжала мягкая ручка, и я почувствовала её тепло, словно потеряла варежку.
Перл!
Я схватилась за неё, как утопающий за ветку дерева.
— Мама, я верю в тебя.
Слёзы лились из моих глаз.
— Мы уходим, и ты ничего не можешь с этим сделать.
Я крепко сжала такие знакомые пальцы в руке, и впервые, без почтения и страха, без жажды, посмотрела на Сладострастие.
— Я не позволяю, — но его магия больше не властна надо мной.
Внутри… пустота. Там, где раньше были обожание и страх, теперь ничего нет.
«Новые боги могущественны, но не всесильны».
Зимнее холодное небо разрезала желтая молния, но мы остались невредимы. Я сжала мягкую ладонь сына.
Ладонь моего сына, которая оказалась рукой Кайлы. Конечно же.
Конечно. Какая я глупая, ведь они так похожи!
Помогла невестке подняться, и мы пошли. Повернулись спиной к моему божеству.
И мне не страшно.
Три тысячи шагов по дороге к озеру. Поднялся ветер, кидая снег в лицо. Я замотала Кайлу ещё одним шарфом, но она всё равно дрожала. Больше от пережитого, чем от холода, думалось мне.
Стараюсь идти быстрее. Позади нас золотое сияние хорошо различимо, и я точно знала, Борхо и охотники, где-то рядом. А вместе с ними арбалет и собаки.
Три с половиной тысячи. Четыре. Сухая осока, что безжизненным остовом торчала на берегу, уже хорошо видна. Позёмка гуляла по ровной глади озера. Вот же оно — прямо перед нами: мёртвая трава, мышиные норы, кусты, покрытые снегом. И пустота на многие шаги вокруг. Нигде нет чужака.
Собачий вой разорвал морозный воздух. Я оглянулась назад и увидела тёмные пятна бегущих людей, рыжие — несущихся собак. Нет времени отрезать ветку. Ох, надо было сделать это раньше! Я кинулась к кустам: первая, вторая, тщетно! Её не сломать так быстро. Собаки
