Левое движение «новой волны» не может быть однородным, его объединяет именно отсутствие стандартной формы и единой модели при наличии общих задач и целей. Вообще организационные формы оказываются подвижными, неустойчивыми, поскольку складываются на основе крайне противоречивой практики. И все же, необходимость плюрализма и широкого объединения не отменяет потребности в единой стратегии и общих целях. Больше того, если общность социалистической цели заменяется декларативным согласием с абстрактными лозунгами, все плюсы плюралистической организации немедленно оборачиваются минусами.

Как бы ни велика была ценность плюрализма, необходимы объединяющие и консолидирующие механизмы, позволяющие принимать общие решения, а главное — выполнять их. Без общей организации различные группы трудящихся не только не смогут отстоять общие интересы (а тем более — изменить общество), но не сумеют решить и свои специфические, «частные» задачи. Отсутствие солидарности и помощи со стороны «других» всякий раз будет вести к поражению «своих».

Неоднородность является характерным признаком левых организаций «новой волны» независимо от того, где разворачивается их деятельность — в Европе, Азии или Латинской Америке. В Новой Зеландии, где резкий поворот вправо старой Лейбористской партии вынудил социалистов уйти и создать Новую лейбористскую партию (New Labor Party), ее влияние оставалось незначительным, пока она не объединилась с другими радикальными организациями, представлявшими коренное население, женское и экологическое движение, сформировав «Альянс». Популярность «Альянса» стала бурно расти, что вскоре привело его в правительственную коалицию с теми же старыми лейбористами. Не имея ни четкой стратегии, ни ясных политических целей, «Альянс» оказался не готов к правительственной ответственности, распался на правое и левое крыло.

Турция может быть еще одним примером того, как объединение различных сил позволило создать левую партию «новой волны». Здесь в конце 1990-х на политическую сцену вышла Партия свободы и солидарности. Ее лидер Уфак Урас определил свою организацию как «плюралистическую, открытую партию», своеобразную коалицию «революционной левой, социалистов, социал-демократического актива, феминисток, зеленых, антимилитаристов, анархистов и т. д.». Задача партии, выросшей за несколько месяцев 1996–1997 годов до 30 тысяч человек, состояла, по словам ее лидера, в том, чтобы «заново основать левое движение».[293]

Первым шагом к объединению левых было создание десятью революционными группами в 1995 году Объединенной социалистической партии (BSP). Затем стало возможно образование более широкой организации — Партии свободы и солидарности. Процесс объединения занял несколько лет. Показательно, что он проходил на фоне стихийного роста рабочего движения. Парадоксальное на первый взгляд сотрудничество неолибералов и исламистов в турецком правительстве после выборов 1996 года создало ситуацию, когда левые оказались единственной идеологической и политической альтернативой. Партия свободы и солидарности в условиях Турции стала не только носителем социалистических идей, но и наиболее последовательным защитником гражданских свобод и светских принципов. Это, по оценкам активистов партии, является одновременно ее силой и ее слабостью, поскольку большая часть их деятельности оказалась посвящена именно защите общедемократических свобод. В известном смысле эта партия бросила вызов всей традиционной для Турции политической культуре с ее авторитаризмом и клиентелизмом. Ее основатели стремились преодолеть традицию сектантства и экстремизма, характерную для турецких левых в 1970-е годы и отнюдь не преодоленную на протяжении 1980-х. В то время как левоцентристские партии, претендующие на роль местной социал-демократии, сдвигались вправо, превращаясь в безликие группировки, обслуживающие оппортунистических лидеров, левые смогли объединиться, противопоставив себя как господствующему в стране неолиберализму, так и политическому исламу. Однако давние традиции сектантства скоро дали о себе знать. Начались расколы. Лишь с большим трудом партии удалось выжить.

В значительной мере то же самое могло быть сказано про Народно-демократическую партию в Индонезии, быстро набиравшую силу в конце 1990-х по мере того, как поднималась волна массового протеста против диктатуры Сухарто. Стремительная индустриализация страны создала условия для роста рабочего движения, формировавшегося одновременно с созревающей в обществе потребности в демократии. Однако падение режима, открыв перед левыми новые легальные возможности, поставило их и перед множеством острых стратегических и тактических вопросов, к решению которых они отнюдь не были готовы.

Бразильская Партия трудящихся

Бразильская Партия трудящихся (ПТ) долгое время считалась среди левых своеобразной «моделью» успешной организации. Она также относится к числу «поздних» и «политически неоднородных». Бразильский социолог Эмир Садер говорил даже о «преимуществе опоздавшего».[294]В отличие от популистской и сектантской «революционной левой», Партия Трудящихся сложилась как массовая рабочая организация, тесно связанная с профсоюзами и «новыми социальными движениями», Опорой партии стало мощное профобъединение Единый центр трудящихся (Central Unica dos Trabalhadores — CUT).

Для многих в Латинской Америке и даже в Европе ПТ стала своего рода «моделью», образцом нового типа политической организации, избегающей крайностей централизма, сочетающей революционную спонтанность с широкой демократической дискуссией.[295]

Бросается в глаза идеологическая неоднородность ПТ: тут и различные марксистские течения, и «теология освобождения», и социал-демократы. Крупнейшим бастионом партии является Сан-Паулу, самый индустриальный и модернизированный город страны с квалифицированными рабочими и постиндустриальными технологиями. В то же время ПТ добилась массовой поддержки в деревне, среди безземельных крестьян, живущих зачастую в условиях полуфеодальной системы.

На президентских выборах 17 декабря 1989 года кандидат ПТ профсоюзный лидер Луис Игнасио Лула да Сильва проиграл всего 5 % кандидату правых Фернандо Коллору. Успех ПТ на выборах 1989 года и крайне неудачное правление Коллора, сопровождавшееся скандалами и кончившееся его досрочной отставкой, вызвало у активистов партии почти уверенность, что Лула неизбежно станет следующим президентом Бразилии. В 1993 году по опросам общественного мнения он опережал своих предполагаемых соперников на 20 %. Однако левые существенно недооценили возможности бразильской буржуазии. Следующим президентом страны стал не Лула, а Фернандо Энрике Кардозо, бывший радикальный социолог.