Мне почти дурно. Суживаются сосуды, поднимается давление. Так мне объяснил доктор. Пытаюсь расслабиться, но не выходит. Подкатывает страх, это особенный, новый для меня страх; еще несколько месяцев назад я не знал, что бывает такой страх. Боязнь потери самоконтроля. Его нельзя победить. Но он может уйти сам.

Поехали; водитель включает радио, несколько минут я концентрируюсь на песенках, но песенки таковы, что лучше не концентрироваться, – безусловно, тексты сочинены с глубокого бодуна. На следующей остановке салон уже полон, люди стоят в проходе, плотно. Крепкие подмосковные существа, они согласны стоять до самой Москвы. Вдруг я понимаю, что автобус – ловушка. Надо было ехать на поезде. Если я упаду в вагоне, машинисту сообщат, он по радио вызовет врача, меня ссадят на ближайшей станции и спасут. А автобус будет тащиться в пробке, и высадить меня смогут в лучшем случае на обочину – и что дальше? Страх переходит в панику – мне совершенно ясно, что надо бежать отсюда прямо сейчас. Прорываюсь к двери. Наступаю на чьи-то ноги. Пострадавший недоволен, но мне все равно. Если что, любому выпишу по полной программе, на жопу посажу. Отодвигаю плечом девушку красивую. Она смотрит с удивлением, у нее прекрасный здоровый румянец – такие юные чистые девушки с бокальчика вермута пьянеют в хлам. А с моей обычной дозы она отравится, и ей придется делать промывание желудка. Вываливаюсь, и мне тут же становится легче. Мгновенно, в течение трех-четырех секунд. Никакой паники. Автобус отчаливает, я смотрю на его пыльную корму и проклинаю себя. Надо было перетерпеть. Вот, нормально же стало! Даже курить захотелось. Если хочется курить – это верный признак того, что давление в норме. Надо вернуться на вокзал и сесть в следующий автобус. Или в поезд. Мне надо в столицу.

Шагаю обратно. Забыл сказать: я страшно упрям и у меня сильная воля. Сегодня я доеду до цели, чего бы мне это ни стоило. Принимаю компромиссное решение: отсидеться дома и выйти с новыми силами через два-три часа.

Дома пью чай. Болит желудок. Помаявшись, решаю выпить. Это взвешенный, осознанный поступок. Нельзя одновременно бросать пить и начинать работать. Слишком большая нагрузка.

Выпиваю сто пятьдесят. Что происходит дальше – не комментируем. И так все понятно. Через четверть часа я совсем другой человек. Не имею ничего общего с трясущимся серым доходягой, совсем недавно потевшим от страха в общественном транспорте. Сейчас я суров и собран, как римский гладиатор, и убежден, что при желании могу дойти до Москвы и пешком. Не какая-то пьяная эйфория, а спокойная уверенность в собственных 10 силах. Для укрепления сил надо еще накапать корвалола, и станет совсем хорошо.

Теперь – оригинальный рецепт, новинка. Прошу внимания. Незабываемые ощущения. Гарантирую эксклюзив. Только для продвинутых и решительных. Только для мегаломаньяков, которым снится по ночам крик несчастного Димочки Сидорова. Только для тех, кто пьет годами, кто умеет – из горла без закуски, кто не считает вино и пиво за алкоголь.

Выпивается двести граммов крепкого. Водка, коньяк, виски. Можно больше, но нет смысла. Далее – сорок капель корвалола или валокордина, любых сердечных капель, на рюмку горячей воды. Наконец, главное: берется шприц и делается укол магнезии в мышцу. Пять кубов.

Лично я колю в мягкое место, в положении стоя. Но потом лучше присесть – может закружиться голова.

Чередование составляющих не имеет решительного значения.

Разумеется, строго натощак.

Вот мой дядя, самых честных правил, уже давно ничего не ест, только пьет, и ничего, прекрасно себя чувствует. Еще неизвестно, кто кого похоронит.

Я бы назвал это «коктейль Рубанова» по аналогии с «коктейлем Молотова», но неблагозвучность формулы помешает ей привиться в массах; в моем языке «л» никогда не стоит перед «р». Было когда-то коммунистическое словечко «ГОЭЛРО», но кто сейчас помнит, что это такое?

В общем, копирайта на рецепт у меня нет и не будет. Пусть пробует любой, кому жизнь не дорога. К черту копирайты.

Не буду врать, больше двух доз упомянутого коктейля в день я не принимал. Да и две дозы больше не буду принимать. Эта штука посильнее «Фауста» Гете.

Через полчаса я в порядке. Утренняя попытка насухую прорваться в столицу кажется мне наивной. Почему не похмелился, не сделал укол? Выхожу из дому, едва не пританцовывая. Сульфат магния оказывает на организм расслабляющее действие. Мне хорошо.

Доктор сказал, что от комбинации алкоголя и сульфата магния можно умереть.

Я покупаю на вокзале журнальчик и еду с комфортом. Очень пьян – и спокоен. Помирать не намерен.

В автобусе тепло. Люди дремлют.

Если б я любил писать на стенах, я написал бы на стене свой лозунг: «Чтобы что-то создать, надо что-то разрушить». Лозунг хорош, хотя, наверное, страдает типичным недостатком всех лозунгов. Избыточно хлесткий – слова звенят, как монеты в кастрюле, – он может оправдать или опровергнуть все что угодно.

Журнальчик показался скучным. Иные статьи наверняка сочинены с глубокого бодуна. Особенно умиляют стенания по поводу отсутствия национальной идеи. Еще год, ну два – и отсутствие национальной идеи станет главной национальной идеей. Лично я, покачиваясь в брюхе автобуса, после дозы самолично изобретенного коктейля, в качестве главной человеческой идеи могу предложить только насилие. Разрушение. Или борьбу с ним. Это одно и то же. Пропить, прогулять, растратить, обменять на портянки от Дольче и Габбаны, пустить на ветер, шлюхам под резинку засунуть, украсть украденное, убить миллионов десять или, там, пятьдесят, своих, чужих – не важно, – вот это у нас очень уважают. Отправить на войны и стройки, в лагерях сгноить, казнить, ногами забить, кожу живьем снять.

Милые, кто ж вам создаст идею? Всех местных созидателей идей большевики вырезали еще в семнадцатом году. Кого не вырезали – отвезли подыхать в порт Ванино. 10

Так я прибываю в Москву, в полдень. Погода наладилась. Говорю шоферу: «Спасибо». Он кивает со специальным шоферским достоинством. Иду к метро, щурясь. В карманах пусто. Хмельной, счастливый. Не хочу трезветь. Не хочу никаких идей, не хочу драк за идеи, не желаю удобрять родные черноземы чужой кровью. Только своей, господа. Только своей. Вот моя национальная идея.

Часом позже – встреча старых приятелей. Ресторанчик без претензий. Такой, где можно пройти в зал, не снимая куртку. Такой, где бармен выглядит так, словно он с глубокого бодуна, и смотрит телевизор: программу, интересную лично ему. В данном случае – футбол.

В текущем сезоне футбол катит за национальную идею, как будто Россия – Бразилия, только без мускулистых девичьих задниц.

Саша Моряк уже ждет. Большой, розовощекий. Не человек, а кусок гранита. Уклоняется от предложения выпить за встречу. Говорит, что за рулем. Разумеется, у такого красивого мужчины не может не быть автомобиля.

Мы не виделись много лет. Смотрим друг на друга. Моряк заметно разочарован. Он думал, что я вбегу, необычайно элегантный и энергичный, бросая горящие взгляды на платиновый хронометр: излагай суть дела, у меня для тебя десять минут. Саша помнит меня именно таким. Мне стыдно, что я теперь не элегантный. Примерно два раза в год знакомые из старой, дотюремной жизни, из середины девяностых, ищут со мной встречи, и, когда я прихожу, их лица искажает грусть и горечь. Я хуево выгляжу, я все время пьян и удолбан. Одет под люмпена. Гадко ухмыляюсь левым углом рта. Дядя в затянувшейся черной полосе. Чудаки, они не понимают: я счастлив, что уцелел. Я сам себе крашу полосы – черная, белая.