– Как ты можешь говорить «это – все»? – Он сделал широкий шаг и подхватил ее на руки, радуясь, что она легко поддалась, обвив ногами его талию и уткнувшись лицом в его шею. – Как ты можешь говорить, что это – все, когда это – лучшее, что когда-либо со мной случалось? – Он поцеловал ее волосы, щеку, прижался губами к уху. – Я люблю тебя, детка. Черт возьми, я тоже люблю тебя. Пока это так, все будет хорошо – а так будет всегда. А над деталями мы поработаем. Хорошо?

– Хорошо. – Она подняла голову и кивнула, ошеломленно рассмеявшись. – Да. Хорошо.

– Мы любим друг друга, Пайпер. – Он повернулся и зашагал к своему номеру, радуясь, что ключ уже был у него в руке, потому что он не смог бы отвлечься от нее, чтобы найти его. – Я никому и ничему не позволю это испортить.

Господи. Она была… открыта. Ее глаза были мягкими и доверчивыми. Стройная, красивая и, самое главное, уверенная в себе. В нем. В них. Он поступил правильно, настояв на своем, как бы тяжело ни было видеть ее напуганной. Но теперь, слава богу, все было в порядке. Слава богу. Он приложил ключ от номера к сенсору и пинком распахнул дверь; его единственная миссия в жизни – довести эту женщину до оргазма. Видеть, как эти затуманившиеся голубые глаза стекленеют, и знать, что это сделало его тело. Он всегда будет заботиться об удовлетворении ее потребностей.

– Ты мне так нужен, – всхлипнула она, дергая его за воротник и отчаянно двигая бедрами. – Боже, у меня все изнывает.

– Ты же знаешь, что я с этим разберусь. – Он прикусил ее шею, грубо приподнял бедра и прислушался к прерывистому дыханию. – Ведь знаешь?

– Да. Да.

Брендан поставил Пайпер на ноги, развернул ее и задрал ей юбку выше бедер.

– Может быть, когда-нибудь мы сможем вытерпеть и раздеться одновременно, – прохрипел он, стягивая ее трусики до лодыжек, а затем трясущимися руками расстегивая молнию. – Но не сегодня. Обопрись коленями на край кровати.

Боже, он любил Пайпер, когда она была бесстыжей кокеткой. Когда она была в ярости. Когда она дразнила его или заставляла надрывать задницу. Но больше всего он любил ее такой, какой она была сейчас. Честной. Ничего не скрывающей. Горячей, алчущей и настоящей. Забравшейся на самый край кровати и выгнувшей спину, умоляющей.

– Пожалуйста, Брендан. Прошу, пожалуйста, прошу, пожалуйста…

Он не мог упустить момент и не полюбоваться произведением искусства, которым была Пайпер. Гибкие линии раздвинутых бедер, попка, которая превратила его жизнь в рай и ад. Он схватил и стиснул ее ягодицы, раздвигая плоть, чтобы увидеть, что ждет его между ними.

– Ах, детка. Это я должен говорить «пожалуйста», – хрипло сказал он, наклоняясь и поглаживая языком тугую, сморщенную кожу заднего входа. Она выдохнула его имя, затем нерешительно, с надеждой простонала его, и да, он не смог удержаться от того, чтобы притянуть ее сексуальный зад ближе, зарыться ртом в ложбинку между ягодицами и начать грубо ласкать ее языком.

– Ох, вау, – выдохнула она, прижимаясь к нему. – Что ты… О боже мой.

Он обхватил рукой ее бедро, водя двумя пальцами между мягкими складками и наслаждаясь тем, как ее киска становится чертовски влажной, в то время как он вылизывает кое-что совершенно другое. Наслаждаясь ее первоначальной застенчивостью и тем, как она в конце концов не смогла удержаться и еще шире раздвинула колени на кровати, ее бедра покачивались в такт голодным движениям его языка. К тому времени, когда он позволил своему языку заскользить вокруг влагалища, ее клитор был уже сильно набухшим; он несколько раз провел языком по бугорку, потер чувствительную кнопку большим пальцем, и она кончила, приглушенно закричав в покрывало, восхитительная влага покрыла внутреннюю поверхность бедер и его рот.

Она тяжело дышала, а он поднялся, навалился грудью ей на спину и протолкнул член внутрь все еще пульсирующего влагалища.

– Моя, – процедил он сквозь зубы, ее теснота заставила болезненно сжаться его яйца, разжигая каждую унцию крови собственническим чувством. – Я возьму то, что принадлежит мне.

Движение перед ними напомнило Брендану о зеркальном изголовье кровати, и он чуть не кончил, застигнутый врасплох эротическим видом ее отвисшей челюсти и грудей, которые подпрыгивали вместе с каждым движением его бедер. Его тело маячило позади нее, чертовски – почти в два раза – больше, он оскалился, обнажив зубы, как будто собирался проглотить ее целиком. И кто бы не захотел это сделать? Кто бы не захотел вобрать каждую частичку этой женщины? Поглотить ее пламя? Кто бы не умер, пытаясь заслужить ее преданность?

– Боже, ты такая красивая, – простонал он, падая на нее сверху, прижимая ее к кровати и выгибаясь, заполняя ее, как она заполняла его грудь и разум. Его всего. Вплоть до дыхания.

Он собрал ее волосы в кулак, потянул, откидывая ее голову назад, заставляя встретиться с ним взглядом в зеркале. Она ахнула, сжалась вокруг его члена, ее тело говорило ему, что она так же, как и он, возбуждена фильмом, в котором они снимались.

– Да, тебе нравится, когда тобой восхищаются и делают комплименты, так, Пайпер? Нет лучшего комплимента, чем то, как ты возбуждаешь меня, верно? Как грубо ты заставляешь меня тебя трахать? Даже не могу спустить чертовы джинсы.

Ее дыхание сбилось, и она начала извиваться под ним, вцепившись пальцами в одеяло, и приглушенно выкрикнула его имя.

– Давай. Кончи еще, детка. Хочу сделать тебя чертовски безвольной.

Голубые глаза словно ослепли, она хрипло застонала, ее бедра подергивались под ним, спазмы сотрясали ее изнутри, подводя его к пику. Он еще раз вошел в горячий канал, проникая глубоко, глядя ей в глаза. Прорычал ее имя, освобождаясь от мучительного давления между ног, тяжело дыша, прижимаясь к ее голове.

– Я люблю тебя, – выдохнула она. Слова, казалось, застали ее врасплох, встревожили, и Брендан задался вопросом, может ли его сердце вырваться из груди. Как ему пережить ее? Каждый раз, когда он думал, что его чувства к ней наконец достигли апогея, она доказывала, что он ошибался, и его грудь распирало еще на один размер. Как он сможет продолжать в том же духе в течение следующих пятидесяти, шестидесяти лет?

– Пайпер, я тоже тебя люблю. Я люблю тебя. – Все еще прижимая ее к кровати, он оставлял медленные поцелуи на ее виске, плече, шее, наконец скатился с нее, крепко прижимая ее к месту, которое она называла станцией подзарядки. И он рассмеялся над этим