На то, чтобы найти предлог для поездки в Бостон, у меня оставалось меньше недели. Задачка оказалась посложнее, чем я думал. Хотя я по-прежнему стоял на том, что Софи ничего не должна знать (по крайней мере эту малость я мог для нее сделать), мне претило говорить очередную ложь, – а куда денешься? Дня три я безуспешно искал выход и в результате сочинил неуклюжую байку о гарвардской библиотеке, где якобы мне надо было посмотреть какие-то документы. Что-то связанное со статьей, которую я задумал. А может, и нет, не помню. Главное, это не встретило возражений с ее стороны. Надо так надо, сказала она. По-моему, она что-то заподозрила, но я могу ошибаться, а гадать не хочется. У Софи все наружу – так, во всяком случае, я склонен думать.

Я купил билет на ранний поезд. Когда Пол забрался к нам в постель, на моих часах еще не было пяти утра. Через час я заставил себя встать и перед тем, как тихо выскользнуть из спальни, помедлил в дверях, глядя на Софи и малыша в предрассветных сумерках, – свободно раскинувшиеся загадочные существа, рядом с которыми было и мое место. Бен, уже одетый, ел в кухне банан и что-то рисовал. Я сделал нам омлет. Узнав, что я еду в Бостон, он спросил, где это.

– Около двухсот миль отсюда, – сказал я.

– Это ближе, чем открытый космос?

– Примерно то же самое.

– Тогда лучше слетай на Луну. На ракете интереснее, чем на поезде.

– На обратном пути я так и сделаю. Из Бостона по пятницам регулярные рейсы на Луну. Надо будет зарезервировать местечко.

– Расскажешь потом, как там?

– Я постараюсь привезти тебе оттуда лунный камень.

– А Полу?

– Полу тоже.

– Нет, не надо.

– Это еще почему?

– Потому что он засунет камень в рот и задохнется.

– Тогда что тебе привезти?

– Слона.

– В космосе нет слонов.

– Но ты же не летишь в космос.

– Да, правда.

– А в Бостоне наверняка есть слоны.

– Пожалуй. Ты какого хочешь, розового или белого?

– Я хочу серого. Чтобы был большой и в складках.

– Ну, этих-то полно. Тебе его завернуть или привести на поводке?

– Ты должен на нем приехать верхом, с короной на голове, как император.

– И кто же подданные моей империи?

– Маленькие мальчики.

– А императрица у меня есть?

– Конечно. Мама будет императрицей. Давай ее разбудим – знаешь, как она обрадуется!

– Нет-нет, не надо ее будить. Пусть это будет для нее сюрприз.

– Точно! Все равно она не поверит, пока сама не увидит тебя на слоне и в короне.

– Знаешь, как бы ее не огорчить. А вдруг я не достану слона?

– Ну что ты, пап. Конечно, достанешь.

– Почему ты так уверен?

– Потому что ты император, а император может достать все.

До Провиденса за окном лил дождь, а ближе к Бостону запахло снегом. По приезде я купил зонт и последний отрезок пути проделал пешком. Под мутно-серым небом пустынные улицы Саут-Энда выглядели мрачновато. Навстречу мне попались двое подростков, старый пьянчужка да несколько бродячих собак. На площади Колумба выстроился в ряд десяток четырехэтажных домов, отделенных от улицы булыжной площадкой. Номер девять был из них самый захудшшй – обшарпанный фасад, полуразвалившееся крыльцо, подпираемое досками. Однако за этой обветшалостью угадывалось былое величие и даже своеобразное изящество прошлого века. Я уже представил себе просторные комнаты с высокими потолками, эркеры и лепнину, но увидеть это; мне не было суждено, так как дальше передней меня не пустили.

На парадной двери обнаружилось ржавое полукольцо, и, когда я его покрутил, раздался этакий слабый сип умирающего. Немного подождав, я повторил сомнительный эксперимент. Ни ответа, ни привета. Я осторожно толкнул дверь – она оказалась незапертой. Секунду помедлив, я переступил через порог. Справа от большой прихожей я увидел лестницу с балюстрадой красного дерева, слева – двустворчатую дверь, которая, предполагаю, вела в гостиную, и перед собой – еще одну закрытую дверь, скорее всего в кухню. Постояв в нерешительности, я было решил подняться по лестнице, но в этот момент в двустворчатую дверь как будто тихо постучали и, кажется, даже что-то сказали. Я повернулся и замер, ожидая продолжения.

Тишина. И вдруг, шепотом, тот же голос:

– Здесь.

Я подошел к двустворчатой двери и приложил ухо к щели.

– Это ты, Феншо?

– Забудь это имя. – Голос зазвучал отчетливее. – Я запрещаю тебе произносить это имя.

Человек за дверью, можно сказать, вшептывал слова мне в ухо. Казалось, я слышу не только прерывистое дыхание, но и стук его сердца.

– Открой дверь, – сказал я. – Открой дверь и впусти меня.

– Не могу, – прозвучало в ответ. – Придется говорить так.

Теряя терпение, я стал дергать дверную ручку:

– Немедленно открой, или я сломаю дверь!

– Нет, – твердо сказал голос, и я окончательно уверился, что это Феншо. Я бы и хотел, чтобы на его месте оказался какой-нибудь самозванец, но не стоило себя обманывать. – У меня в руках пистолет, – продолжал он, – нацеленный в тебя. Если ты войдешь, я выстрелю.

– Я тебе не верю.

– Тогда слушай.

Он слегка отодвинулся, и в следующее мгновение раздался выстрел, после чего с грохотом посыпалась штукатурка. Пользуясь моментом, я приник к щели, но кроме серенькой полоски света ничего не увидел. А затем человеческое тело перекрыло и ее.

– Допустим, ты вооружен и не желаешь показываться мне на глаза, – сказал я. – А где доказательства, что ты именно тот, за кого себя выдаешь?

– Ни за кого я себя не выдаю.

– Поставим вопрос иначе. Откуда мне знать, что я говорю с тем самым человеком?

– Придется поверить мне на слово.

– После всего, что было, ты хочешь, чтобы я тебе верил?

– Ты пришел, куда надо, и я тот самый человек. Мне нечего к этому добавить.

– Кажется, кто-то хотел меня видеть.

– Я хотел с тобой поговорить. Это разные вещи.

– Может, не будем придираться к словам?

– Я просто уточняю, о чем шла речь в письме.

– Не стоит испытывать мое терпение. В любую минуту, Феншо, я могу отсюда уйти.

В ответ раздался возмущенный удар кулаком в дверь.

– Никакого «Феншо»! Раз и навсегда заруби это себе на носу!

Я молчал, чтобы не спровоцировать новый приступ гнева. Мне показалось, что мой собеседник, отойдя в глубь комнаты, стонет или, может быть, всхлипывает. Я ждал, сам не знаю чего. Через какое-то время я снова ощутил дыхание возле своего уха: