Яваны спешно переправлялись обратно на свой берег. Оттуда метательные машины с грохотом начали снова выбрасывать тучи стрел и камней, оттесняя скифов, пока последние плоты не оттолкнулись от раскаленного каменистого скифского берега…

По дороге к Мараканде, взбираясь с холма на холм, плелся серый ослик с двумя мешками, перекинутыми через спину. Сзади шагал Спитамен в рваной одежде; красный лоскут был обернут вокруг головы. Он шел ровной походкой, веткой подгоняя осла и беспечно тянул песню, переливчатую, как завывание ветра.

Он посматривал на старые желтые стены Мараканды с густыми кустами в трещинах между зубцами бойниц и, хмурясь, отворачивался, когда порыв ветра доносил душную струю трупного смрада. Возле открытых ворот, где обычно стояла стража и лотки продавцов вареной требухи, сушеного винограда и сладких палочек из теста, теперь было пусто. На дороге, изрытой глубокими колеями, валялись цветные тряпки, лежала на боку телега с одним колесом.

Осел, насторожив длинные уши, обошел телегу и шарахнулся, наткнувшись на раздутый труп белой лошади. В стороне лежали в странных позах несколько людей; собаки лениво отбежали от них и остановились, высунув языки, когда путник бросил в них камнем.

После ворот начинались домики ремесленников, окруженные урюковыми деревьями. Здесь раньше перед двустворчатыми дверьми целый день сидели медники и выковывали молотками тазы, кувшины или бронзовые серпы. Теперь не было видно ни одного мастера. Дверцы распахнулись; на пороге лежало пестрое одеяло, повсюду валялись клочья соломы и разбитые черепки посуды.

Осел засеменил по узкой тропинке вдоль глиняного забора.

Странная тишина и безлюдье делали мрачными эти извилистые улицы, по которым раньше непрерывным потоком двигалась смеющаяся пестрая толпа.

Что-то сильно ударило Спитамена в щеку, и легкая деревянная стрелка отскочила и скатилась на землю. Он задержал осла и вошел в раскрытые ворота. «Что это было: знак предупреждения или западня?» Он привязал осла и прошел во двор с квадратным прудом посередине. Раньше когда-то Спитамен бывал здесь и знал хозяина – красильщика материй. И сейчас через двор были протянуты посиневшие от краски веревки, и на них еще висело несколько темных лоскутков.

Но где же сам мастер? У него было много детей, постоянно какие-то старые и молодые женщины полоскали холсты; где они? Пустынно и угрюмо, как выбитый глаз, глядела дыра в стене дома, и в ней запутался скомканный рваный ковер.

Новая стрелка пролетела мимо Спитамена, и тут он заметил на старом платане среди широких зубчатых листьев кудрявую головку мальчика. Он притаился за стволом и целился из самодельного лука деревянной лучинкой. Злые глазенки сверкали.

Спитамен подошел ближе, прикрывая лицо руками.

– Не подходи, а то убью, – пропищал ребенок.

– Подожди убивать, я друг твоего отца. Хочешь хлеба? – И Спитамен протянул ему сухую лепешку.

Мальчик схватил ее и стал жадно грызть, ворча, как звереныш, и вдруг заплакал. Слезы текли по щекам, и он утирал их грязным кулачком.

– Что с тобой, мальчуган, чего ты плачешь?

– Я боюсь здесь оставаться. Возьми меня с собой.

– Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к отцу?

– Нет. Мой отец лежит в колодце, а мать – в пруду. Я их спрашивал, а они ничего не говорят. Их побросали туда злые яваны.

– Ладно, слезай. Я тебя поведу с собой. У меня есть осел, и ты поедешь на нем.

Мальчик, ловко цепляясь босыми ногами за кору дерева, спустился на землю.

– Теперь иди за мной и не отставай, пока яваны далеко.

Они направились вдоль забора и вышли за ворота к месту, где остался осел.

Трое яванов в медных шлемах с конскими хвостами стояли около осла, и один ощупывал мешки.

– Крупный ячмень, пригодится.

– Ты зачем бродишь по чужим домам? Грабить пришел? – крикнул другой явана, приподняв копье.

– Постой, не торопись его приканчивать. Мне он пригодится. Эй, варвар, есть ли вино?.. Хочу пить!.. – И македонец показал жестом, как он наливает и подносит чашу к губам.

– Я тебе сейчас найду его.

– Ты говоришь по-гречески? Да ведь ты будешь ценным слугой!

– Я ходил с караваном в Антиохию и там научился говорить на божественном языке эллинов.

Воин сдвинул шлем на затылок. Его лицо, заросшее густой курчавой бородой, сияло.

– Друзья! – крикнул он. – Мне привалило счастье. Я нашел себе хорошего раба. В него не придется вколачивать палкой наш язык.

Два других воина погнали осла.

– А у нас два мешка ячменя. Мы подкормим наших отощавших коней. Это поважнее твоего божественного языка.

– Ты, наверное, расторопный малый и сумеешь достать и ячменя для моего коня, и вина для меня. Ну-ка подойди сюда!

Македонец поднял щепку, ножом вырезал из нее квадратную дощечку, провертел дырочку и вдел красную нитку.

На дощечке он нацарапал свое имя: «Берда». Затем он крепко схватил ухо Спитамена, оттянул его и, прорезав концом ножа, продел нитку и завязал узелком.

– Теперь ты можешь быть спокоен: никто тебя у меня не отнимет. Так всем и говори, что ты раб Берды, конного копейщика.

Спитамен стоял совершенно спокойно, и смуглое лицо не дрогнуло, когда Берда прорезывал ему ухо. Он сказал:

– Ты хотел вина. Здесь есть погреб. Хозяин был гостеприимным и не раз угощал меня. Я, наверное, еще там найду кувшин старого вина.

– Пойдем, я выпью за доброе начало твоей верной мне службы.

Спитамен прошел двор, раскидал ворох старых листьев и откинул небольшую квадратную дверь. В глубине показались стоптанные ступеньки.

Он спокойно спустился в погреб.

– Есть! – донесся из глубины его голос. – Очень большие кувшины, в рост человека; надо перелить, а одному не справиться.

– Сейчас приду, – сказал Берда, прислонил к дереву копье и, положив ладонь на рукоять меча, тоже спустился в погреб.

Мальчик стоял в стороне, спрятавшись за дерево, и ждал возвращения явана и нового друга. Спитамен вышел один. Он тяжело дышал: в руке он держал небольшой пустой кувшин.

– А где явана? – спросил мальчик.

– Ему понравилось вино, и он там остался пить его, а потом будет там же спать. – Спитамен прикрыл дверь и снова засыпал ее листьями. – Теперь пойдем скорее, если ты хочешь, чтобы я накормил тебя.

Оба пошли по узкой извитой улице. В окровавленном ухе Спитамена болталась дощечка. Навстречу попадались воины.

– Есть вино? – спрашивали они, хватая кувшин.

– Ищу для Берды, – отвечал Спитамен и направился дальше к середине города.