Оставалась единственная, хоть и фантастическая, но более или менее правдоподобная версия: бедная старушка с перепугу нашла в себе силы забраться в седло и ускакала куда глаза глядят. Не ее глаза, понятное дело, а лошадиные, ибо управлять боевым жеребцом – не старушечье дело. Если Каштан эту «наездницу» не сбросил, то лишь по одной причине: определив ее по весу не как всадника, а как багаж.

Элмар поискал следы гоблинов, очень удивился, не найдя оных, и направился к тому самому замку, на который указывала бабка. Без посторонней помощи поиск гоблинов, девицы, кормилицы и коня мог затянуться надолго, а паладину надо было спешить.

К превеликому счастью, владельцы замка оказались знакомыми. В противном случае отважного героя с его рассказами о гоблинах и девицах наверняка подняли бы на смех, а то и приняли за бродячего афериста. Никаких девиц в замке не проживало, а «безутешный отец» барон де Фужере и двое его сыновей сочувственно ахнули и хором восхитились наглостью и изобретательностью современных конокрадов. А поскольку барон отлично помнил Элмара, так как именно он десять лет назад подряжал героев на зачистку склепа, то с радостью предложил свою помощь.

Конечно, пришлось остаться на ужин и переночевать. Пришлось также снять доспехи и оставить на хранение доброму барону, так как обычной лошадке и без них было тяжеловато нести огромного паладина. Да и двигаться придется медленнее, чтобы не загнать бедное животное. Но Элмар был рад уж и тому, главное – он мог продолжить путь.

Когда наутро он выехал из ворот замка и отправился дальше на юг, хитроумный агент Джимми Седьмой потрясенно опустил подзорную трубу и еще несколько минут пересматривал свое представление о жизни, личном деле его высочества и мироустройстве в целом. Никак не мог он учесть в своих расчетах, что наивный герой окажется до такой степени бестолковым. Даже не догадается, что его обокрали, а попрется в замок сообщать о похищении несуществующей девицы и поднимать народ на поиски вымышленных гоблинов.

С тех пор как в камере поселился Мыш, Жаку стало казаться, что все не так плохо, как думалось. Может быть, ему нужен был хоть какой-то собеседник, чтобы не сойти с ума от страха. А может быть, он давно уже сошел с ума, раз ему такое чудится, а чокнутому – чего бояться?

Сомнения в собственной вменяемости появились у несчастного шута с того самого дня, когда Мыш впервые ответил на очередной риторический вопрос. Жак страшно переживал о судьбе его величества, даже набрался смелости как-то спросить у надзирателя, но тот лишь буркнул «разговаривать не велено», грохнул миской и закрыл за собой дверь. Вот и пришлось, за неимением лучшего собеседника, обсуждать этот вопрос с Мышом. Вернее, с самим собой, так как ответных реплик неразговорчивый зверек, разумеется, не подавал. Просто удобнее было размышлять вслух, когда твои слова как будто кому-то адресуются. Вот таким образом и получилось, что в ответ на вопрос: «Как ты думаешь, Мыш, его убили?» – Жак получил недвусмысленный и исчерпывающий ответ. Мыш категорично покрутил головой, как бы отвергая подобное предположение.

Сначала Жак испугался. Потом решил – показалось, и для проверки поинтересовался: «А ты точно знаешь?»

Мыш уверенно кивнул несколько раз. И, видя, что собеседник вот-вот заорет от ужаса, шустро взбежал по рубашке до самого лица, наступил одной лапкой на губы, а другую вытянул перед собой и приложил крошечный пальчик к мордочке, словно говоря «тсс!».

«Понял… – тихо прошептал Жак, который на самом ничего не понял и как раз пытался сообразить: он рехнулся или как? – А что все-таки с королем?»

И тогда Мыш, которому не хватило доступных жестов, чтобы объяснить такую неоднозначную ситуацию, спрыгнул на пол и принялся чертить хвостом в пыли на удивление каллиграфичные руны. Которые столь же удивительным образом складывались в осмысленные слова и фразы.

Жак недолго мучился над вопросом, что бы это значило: сумасшествие или обыкновенное чудо местной магии. Он просто вступил в диалог, стараясь не говорить вслух ничего такого, что могло бы вызвать подозрения, если их кто-то подслушивал.

Мыш оказался поразительно осведомленным для обычной тюремной крысы. Он не только подробно объяснил, что случилось с королем. Выяснилось, что он прекрасно знал Жака, причем такие малоизвестные факты из его биографии, которые числились у его величества под грифом «совершенно секретно». Мыш так же хорошо знал Мафея, и Диего, и Ольгу, и даже Терезу. К сожалению, поведать о ее судьбе ничего не мог, но уверенно обнадежил, что скорей всего ничего плохого не случилось. Перед тем как сдать город врагу, король отправил в разные безопасные места всех, кого только смог. Забыть Терезу он не мог никак. Значит, она в безопасности. Скорей всего, вместе с Кирой. В крайнем случае – в Лондре с Элмаром и Азиль.

Всем, что знал, Мыш охотно делился с кормильцем, однако на вопрос «кто ты?» застенчиво промолчал и покачал головой. Жак не стал допытываться – в его положении лишние знания только вредны; опять же вдруг там что-то серьезное, а его спросят как следует… Нет, меньше знаешь – крепче спишь, хотя ночные нашествия полчищ клопов и лишают эту поговорку всякого смысла.

Впоследствии, с содроганием вспоминая эти дни, Жак не раз думал о том, что именно Мыш уберег его тогда от печальной участи соседа по камере. Загадочная разумная крыса, маленькое мохнатое чудо, которое слушало его жалобы и развеивало страхи. Тихий писк, топот крошечных лапок, красноречивые жесты и каллиграфические руны на пыльном полу.

Когда после очередного стона на тему «что же с нами будет?» мудрый Мыш начертал «не бойся», Жак неожиданно поймал себя на том, что действительно уже почти ничего не боится. Почти. Теперь он боялся одного – что Мыш вдруг уйдет и бросит его на произвол судьбы. Или что его самого куда-нибудь уведут, а Мыш не сможет за ним последовать.

День спустя именно это и случилось. Дверь камеры отворилась во внеурочное время, аккурат когда завтрак уже был съеден, а время обеда еще не подошло, и в суверенное обиталище клопов торжественно ступила целая делегация – пара высших чинов департамента, несколько стражников, священник-хин в голубой рясе и мрачный вампир.

Пока Жак медленно поднимался, умница Мыш быстро шмыгнул под рубашку, взбежал по спине и притаился за воротом, под волосами. Видимо, покидать нового приятеля не входило в его планы.

Двое стражников крепко взяли шута за локти и надели наручники. Еще двое подхватили под руки бесчувственного мистралийца, поставили вертикально и проделали то же самое. Хин подтолкнул вампира поближе к получившейся композиции и, ни слова никому не объясняя, очертил полукруг телепорта.

Жак немедленно представил себе, как их сейчас скормят вампирам. Как вот этот самый, который сейчас стоит рядом, так близко, что ощущается холод его мертвой бледной кожи, улыбнется клыкасто своим приятелям и объявит: «Ребята, кушать подано!» От таких выкрутасов разгулявшегося воображения, подкрепленных случайным прикосновением покойника, у Жака немедленно закружилась голова, ноги сделались ватными и начали подгибаться, словом, еще чуть-чуть – и из телепорта он бы уже выпал в традиционном обмороке. Но за воротником зашебуршился Мыш, больно царапая затылок коготками и согревая горячим животиком, и как-то полегчало сразу, в глазах прояснилось и легче стало дышать. А там и вовсе оказалось, что воображаемое кровопийство было лишь дурацкой игрой нездоровой фантазии. Никто никого есть не собирался, и толпы вампиров поблизости не наблюдалось. Они очутились во дворе какого-то полуразрушенного здания. Вокруг стояла охрана и неторопливо сновали заторможенные строители, занятые ремонтом стен, а через двор бесконечным строем шагали солдаты. Они выходили из ниоткуда, возникали на пустом месте, огороженном колышками и веревочками, и сразу же вливались в движущуюся колонну. Портал можно было определить только по заграждению – сам он оставался невидимым даже в активное время. Может быть, особо зоркий наблюдатель мог бы разглядеть неясное марево над землей, и не более того.