– А мне – за тебя. Ты – зажиревший кот черномазого короля.

– И прекрасно. Значит, нам обоюдно стыдно друг за друга. Что же касается зажиревших котов, то я в твоих услугах не нуждаюсь. Если тебе не нравится быть зажиревшим котом, можешь отправляться мыть посуду или делать, что прикажут.

– Мне все равно.

– Тогда будь добр, сообщи мне, когда тебе надоест. Правда, это будет стоить тебе собственной комнаты, но ведь отдельная комната – привилегия зажиревших котов. Впрочем, ладно. Я, кажется, вижу только одну возможность узнать, правда ли скрывается под этими твоими грязными подозрениями. Нужно спросить самого Лорда Протектора.

– Отлично! Наконец-то слышу от тебя разумную вещь!

– Только спрашивать буду не я. Ведь не я же подозреваю его в изнасиловании. Спроси его сам. Повидайся с Главным Управляющим. Он выслушает любого из слуг, пожелавших встретиться с ним. На страх и риск слуги, конечно, но я не думаю, что он без достаточно веских причин будет наказывать кого-либо из моего департамента – ведь у меня есть кое-какие привилегии зажиревшего кота. Вот и скажи ему, что ты хочешь встретиться с Лордом Протектором. Думаю, что больше ничего и не понадобится. Разве что подождать неделю или две. Если Мемток откажет тебе, дай мне знать. Я уверен, что смогу добиться от него этой аудиенции. А потом, когда предстанешь перед Лордом Протектором, просто спроси его, напрямую.

– И мне солгут в глаза. Да если я когда-нибудь окажусь рядом с этой черной обезьяной, я убью ее.

Мистер Фарнхэм вздохнул.

– Дьюк, у меня просто в голове не укладывается, что один человек может ошибаться в таком множестве вещей. Если тебя удостоят аудиенции, то рядом с тобой будет находиться Мемток. Со своим хлыстом. Лорд Протектор будет на расстоянии футов пятьдесят от тебя. К тому же, хлыст, который висит у него на поясе – не обычная игрушка-погонялка, а смертоносное оружие. Старик прожил долгую жизнь и убить его не так-то просто.

– Ничего, я попробую!

– Возможно. Но с таким же успехом кузнечик может попытаться напасть на газонокосилку. Можно восхищаться его отвагой, но не его рассудительностью. Но ты так же ошибаешься и в том, что считаешь Их Милость способным солгать тебе. Если он действительно сделал то, что ты предполагаешь – то есть изнасиловал твою мать, силой заставил ее отдаться ему – он ничуть не постыдится этого, равно как и не постыдится дать тебе честный ответ. Дьюк, пойми, он так же не станет лгать тебе, как не подумает, например, уступить тебе дорогу. К тому же… а своей матери ты поверишь?

– Конечно, поверю.

– Тогда попроси его дать тебе возможность увидеться с ней. Я почти уверен, что он не откажет. Позволит тебе встретиться с ней на несколько минут и только в его присутствии. Правила гарема он нарушает только если сам захочет. Если у тебя хватит смелости заявить ему, что ты хочешь услышать из ее собственных уст подтверждение того, что он уже сказал тебе, то думаю, что он будет удивлен. Но потом, скорее всего, рассмеется и согласится. Так что, на мой взгляд, это единственная возможность увидеть мать и убедиться, что она в безопасности и хорошо устроена. Другого способа встретиться с ней нет. То, с чем ты придешь к нему, настолько необычно, что должно ошеломить его – в этом вся твоя надежда.

Дьюк был озадачен.

– Слушай, а какого черта ты сам его не спросишь? Ведь ты видишься с ним почти каждый день. По крайней мере я слышал такое.

– Я? Да, мы видимся довольно часто. Но спрашивать его об изнасиловании? Ты ведь это имеешь в виду?

– Да, если ты предпочитаешь это выражение.

– «Изнасилование» – это то, что беспокоит тебя. Я же ни в коей мере не подозреваю его в этом. И не собираюсь служить выразителем твоих грязных подозрений. Если нужно спросить, то имей смелость сделать это сам. – Хью поднялся. – Мы и так потеряли уже массу времени. Так что, или принимайся за работу или иди и повидайся с Мемтоком.

– Я еще не кончил.

– Нет, кончил. Это приказ, а не предложение.

– Если ты думаешь, что я боюсь твоего хлыста…

– Господи, Дьюк, не стану же я наказывать тебя сам. Если ты доведешь меня, я попрошу Мемтока наказать тебя. Говорят, он крупный специалист. А теперь выметайся. Ты отнял у меня половину утра.

Дьюк ушел. Хью некоторое время пытался собраться с мыслями. Стычки с Дьюком всегда выводили его из себя, даже когда мальчишке было всего двенадцать. Но его беспокоило и кое-что еще. Он использовал все свои возможности убедить сына отказаться от избранного им пути. Его абсолютно не беспокоило то, что составляло основной предмет беспокойства для Дьюка. Что бы ни случилось с Грэйс, он был уверен, что дело не в изнасиловании. Но он с сожалением отметил то, чего, очевидно, не осознал Дьюк – древнего Закона Побежденных, гласившего, что их женщины должны подчиняться победителю и обычно по своей воле.

Подчинилась его бывшая жена или нет, было вопросом скорее академическим. Он подозревал, что ей просто не представилось возможности. В любом случае она, очевидно, была довольна своей судьбой – чисто по-обывательски. Но это ни в коей мере не беспокоило его. Он честно старался исполнить свой долг по отношению к ней, и она сама отдалилась от него. Ему только не хотелось бы, чтобы Барбаре когда-нибудь пришлось испытать на себе гнет этой безнадежности, которая способна была – и превращала на всем протяжении истории – женщин в добровольных наложниц. Хоть он и любил ее, но не испытывал никаких иллюзий по поводу того, ангел Барбара или святая. Даже сабинянки не выдержали выпавшего на их долю испытания и сдались, сдастся и она в случае чего. «Лучше смерть, чем бесчестие» было всегда не очень популярным лозунгом. Чаще всего, его сменяло добровольное сотрудничество, подчас счастливое.

Он достал бутыль Счастья, посмотрел на нее… и поставил на место.

Нет, он никогда не будет решать своих проблем таким путем.

Хью не пытался узнать, виделся ли Дьюк с Мемтоком. Он вернулся к своей бесконечной работе, имеющей цель умаслить Их Милость любым доступным способом, будь то бридж, прибыльные идеи или просто переводы. Он больше не надеялся на то, что босс позволит ему взять к себе Барбару и близнецов. В этом вопросе старый Понс был тверд как кремень. Но быть в фаворе все равно было полезно, даже необходимо, что бы ни случилось. Кроме того, это позволяло ему хоть изредка видеться с Барбарой.

Он ни на миг не забывал о возможности побега. По мере того, как лето подходило к концу, он все больше укреплялся в мысли, что бежать в этом году – всем четверым, да еще с грудными младенцами на руках – невозможно. Вскоре все хозяйство переедет обратно в город, а он понимал, что единственный шанс бежать – это бежать в горы. Ничего. Пусть еще год, пусть два, и даже больше. Может быть, лучше подождать до тех пор, пока мальчишки не научатся ходить. Даже и тогда побег будет более чем труден, но с грудными детьми на руках он вообще невозможен. Он должен сказать все это Барбаре торопливым шепотом, когда их еще хотя бы раз на минуту оставят одних, чтобы она не вешала носа и ждала.