Я встал навстречу, когда она приблизилась, но она не села, а уставилась на меня с непонятным интересом.

– Вы что, уходите?

– Нет, – ответил я в неловкости. – Это… в наших диких странах Севера все еще принято… но успешно вытесняется потомками победивших конюхов и прачек.

Она с той же настороженностью села, а когда следом опустился на свое сиденье я, тихохонько охнула.

– Ой, я это же где-то видела… в каком-то старом кино… про древнюю Европу… Что-то про короля Артура…

– При короле Артуре нравы были, – сообщил я заговорщически, – как сейчас в Америке. Это появилось намного позже. И, вы не поверите, все еще кое-где существует.

– Ой, – сказала она с интересом, – посмотреть бы вживую! Это же все равно что побывать во временах Клеопатры!

– Смотрите на меня, – предложил я великодушно. – Я и есть живой египтянин.

Она посмотрела, наморщила нос.

– Вы скорее Антоний. Был такой…

– Святой Антоний? Я что-то читал про его искушения.

– Нет, который соблазнил Клеопатру.

– Ух ты, – сказал я изумленно, – а мне казалось, это она его соблазнила и поимела в свое полное и безраздельное удовольствие.

Официантка принесла наш заказ, я изобразил на лице приятное изумление, хотя к изыскам в еде, как настоящий трансгуманист, абсолютно равнодушен, но когда живешь среди простых и даже очень простых людей, надо мимикрировать под общий уровень.

Моя спутница вскинула брови, всматриваясь в блюда.

– О, здесь карнери и лярбрук?.. Да вы знаток!

– Да, – ответил я скромно, – для чего еще человек живет, как не поесть и поспать?.. А мужчины еще и понаслаждаться самым лучшим и древним способом?

Она взяла нож и вилку, переспросила, глядя не на блюдо, а мне в глаза:

– Правда? Подумать только, какая глубина знаний у Лавронова Владимира Алексеевича, восходящей звезды в нейрофизиологии… У которого несколько ярких работ в научных журналах с солидной репутацией, трудоголика, натурала, в извращениях вроде бы не замечен… Гм, наверняка плохо смотрели…

Я спросил с обидой:

– Почему это? Что во мне намекает?.. Или в дамской комнате плохой Вай-Фай?.. Да вы кушайте, в лярбруке много цинка, он полезен…

– Взгляд, – ответила она. – Вы меня сразу раздели, тут же одели, такое женщины замечают сразу. И что-нибудь особенное увидели?

Я принялся резать нежнейшее мясо, положил в рот первый кусок, охнул.

– Ох, здесь умеют готовить… Особенное в вас? Нет. Не считать же особенным пистолет «Астра-60», так умело спрятанный слева под грудью? Под такую спрятать можно даже мортиру с боеприпасом на двое суток.

Она ела спокойно, время от времени бросала на меня пытливые взгляды, сама ничуть не изменилась в лице и даже не повела бровью.

– Кто вы, господин Лавронов?

– Вы уже сказали, – напомнил я любезно. – Господин Лавронов. Но можно и товарищ Лавронов. Еще вина?

Она чуть кивнула.

– Да, но чуть-чуть. Еще вечер впереди. Это верно, что у вас в России «товарищ» снова вытесняет «господина»?

– На абсолютно добровольной основе, – подчеркнул я. – А не как было в прошлый дотолерантный период.

С первым блюдом мы расправились достаточно быстро, жареных кузнечиков я схрустел парочку, остальные разгреб, показывая, что я клиент привередливый и со вкусом, все подряд не жру.

– Так кто вы, товарищ Лавронов? – повторила она задумчиво. – Хотя вопрос некорректен, понимаю. Правильнее было спросить, с какой вы целью?

Я ответил любезно:

– А какая цель у всей этой толпы, прибывшей из разных концов света? Это же Мекка туризма!.. Столько чудес, столько неожиданных открытий!.. Дивное сочетание гарун-аль-рашидовской древности и последних достижений хай-тека!.. А какой стол, какой стол!.. И все на халяву!

Она пробормотала:

– Да, туристов здесь уйма, затеряться нетрудно. Да только вас характеризуют как трудоголика. За время жизни вы ни разу никуда не выезжали на летний или зимний отдых… потому что у вас никогда не было отдыха. А если бывали за кордоном, то всегда только в составе научных делегаций.

– А кризис среднего возраста? – напомнил я. – Переоценка… точнее, переосмысление ценностей?.. Уход в буддизм, йогу, рерихнутость, поиски смысла бытия… Сейчас этот кризис в тренде, если не пройти, то как бы сразу записаться в тупое быдло. А с кризисом как бы нечто тонко чувствующее, одухотворенное, возвышенное…

– А у вас уже средний? – поинтересовалась она. – По данным ВОЗ, средний отодвинут где-то за шестьдесят, а то и за семьдесят лет…

– Да хоть за сто, – парировал я. – Гении быстро развиваются и быстро мрут.

Она оглядела меня оценивающе.

– Да, некоторая небрежность и пренебрежение устоявшимся мнением просматриваются…

Но это точно от ухода в буддизм?.. И кстати, где ваш пистолет?

Я покачал головой.

– Да чего таскать такую тяжесть? Я слабый, а еще и ленивый…

– Поняла, – ответила она. – Полагаете, проще отобрать, когда здесь четверо с пистолетами?

– Четверо? – переспросил я. – А остальные, что, уже ушли?

Она оглянулась, окинула зал цепким взглядом, посмотрела мне в глаза.

– А сколько насчитали вы?

– Всего семерых, – ответил я скромно. – Но я не присматривался, мне по фигу. Просто чересчур небрежно спрятали. Может быть, нарочито?

Ее глаза странно блеснули.

– Да, конечно… А вы все это заметили, потому что профессия у вас такая. Простите, какая у вас профессия, потому что я начинаю путать ее с другой…

– Нейрофизиолог, – любезно напомнил я. – Эта профессия позволяет видеть в человеке в том числе, и всякие отклонения. Как в походке, так и… в остальном. Эти семеро каждым движением выдают, что им что-то мешает. Были бы только мужчины, тогда бы понятно, но женщинам… Гм…

– Я заметила только у них, – обронила она. – У мужчин костюмы просто безукоризненны.

– Женщины вообще песня, – согласился я. – В таких утягивающих платьях оружие прятать непросто.

Она снова очень прямо и внимательно посмотрела мне в глаза.

– А теперь скажите, нейрофизиолог, какие отклонения заметили во мне? И не брешите, что не заметили. Я до сих пор чувствую ваш взгляд на некоторых особо чувствительных местах. Не скажу, что это было неприятно, но как-то, знаете ли…

– Ой, – сказал я опасливо, – а можно я совру? С детства приучали говорить женщинам только комплименты, что тоже брехня, но безобидная… Я же слышал, женщины любят ушами…

– У меня для этого другой орган, – заверила она.