В январе 1938 года Центральный Комитет ВКП(б) попытался затормозить процесс исключений из партии. Политбюро и в особенности Сталин были обеспокоены саморазрушением партии. Но из ЦК шли противоречивые сигналы: критиковалось групповое исключение из партии, но в то же время не прекращались призывы к охоте на врагов. Признание того, что некоторые «честные» люди были незаслуженно обвинены, не означало прекращения репрессий.,[70] Один кандидат в члены партии работник завода «Динамо» выразил общее настроение после январского пленума: «Много по нашей парторганизации разоблачено врагов народа и их пособников, но думать, что все они разоблачены — неверно, Еще есть жалкие остатки неразоблаченных людей». Активно участвуя в выпуске стенной газеты, он успешно разоблачал других. Январский пленум 1938 года еще более усложнил положение в парторганизациях: члены партии, которых обвинили, а затем реабилитировали, жаждали справедливости и хотели отомстить тем, кто их обвинял. По существу ненависть оправданных стала еще одним, серьезным фактором нестабильности.

На заводе «Динамо» процесс разоблачений скрытых врагов привел к полному хаосу. Большая группа людей была исключена из партии и арестована. Третий директор завода Хориков, отмечая «полное обновление» руководящего состава, намекал на то, что почти ни один из прежних руководителей не остался на своей должности. Чувство обиды за прежние обвинения выплескивалось во время собраний, на которых обсуждали других. На общем партсобрании в январе 1938 года один член партии пожаловался, что, когда он пошел к партсекретарю Старичкову и сообщил ему об аресте брата, Старичков спросил его: «За что?» Тот ответил, что не знает. Старичков возразил: «Ты не мальчик, который не знает, за что, ясно, что он враг народа». В конечном итоге брат был оправдан, но человек все еще был полон чувства обиды на слова Старичкова. Он горько произнес: «Благодаря этому я много времени ходил в партком и даже попал в санаторий нервнобольных». Другие члены партии были в ярости из-за того, что их когда-то обвинили врагами. Член партии по фамилии Крук выступил с нападками на Старичкова за то, что тот направил заявление с обвинениями на него в райком партии. Другой член партии возразил: «Не выйдет, тов. Крук! Нельзя сказать, что ты чист. За Круком мы должны еще посмотреть. Его выступление было сведено к выгораживанию себя и сваливанию вины на других. А он, мол, безвинная овечка, попал под удар бывшего секретаря тов. Старичкова». Взбешенный Крук покинул собрание, которое превратилось во всеобщую свалку. Хромогин кричал, что он тоже был оклеветан, называл «крикунами» тех, кто пытались обвинить его, тогда как они и были фактическими врагами, которых потом арестовали. Люди называли друг друга «крикунами». Один член партии заявил, что заводская газета «занимается лишь клеветой на коммунистов».

Спустя три месяца представитель Московского городского комитета ВКП(б) приехал на завод «Динамо», чтобы навести порядок. Он сделал выговор членам парткома за зацикливание на вредителях. «Нельзя все время бить только на это», — сказал он. Обвинения зашли слишком далеко. Даже Каганович — член Политбюро ВКП(б) и ближайший сторонник Сталина заметил, что «поступил сегодня на работу, а через двадцать четыре часа неси за нее ответственность». Он потребовал, чтобы партком направил свое внимание на проблемы завода. Но его указания были противоречивыми: в то же самое время он приказал парткому проверять всех, кто работал вместе с арестованными. Он разъяснял: «[Ваша] главная ошибка состоит в том, что партийный комитет наряду с тем, что он разоблачил врагов народа, восемнадцать врагов народа пропустил. Партийный комитет и те коммунисты, которые работали с этими врагами народа, должны были сказать, почему эти враги народа оказались неразоблаченными». Эта проверка заняла бы у парткома многие месяцы, в течение которых они должны были бы проверять окружение этих восемнадцати человек, в которое входили товарищи по работе, друзья и руководители. Почему партком не признал этих людей врагами? Совет, данный должностным лицом, был из области психологического абсурда: «Если каждый из вас вспомнит о них… Если проанализировать действия каждого из этих людей, то вы увидите, что были основания к взятию этих людей».

В 1937 году заводские коммунисты играли важную роль в реализации сталинской репрессивной политики. Под сильным нажимом сверху они искали скрытых врагов, исключали из партии и терроризировали своих товарищей; вместе с органами НКВД они вели охоту на врагов. Партийное руководство призывало рабочих и членов партии не только к «разоблачению» врагов, партийные массы и простые рабочие должны были обличать злоупотребления своих руководителей и партработников, воспринимать несчастные случаи и производственные трудности как фактор политической борьбы. Подчиненные были вынуждены обличать своих начальников. Организованные по указке сверху многолюдные собрания на предприятиях в феврале 1937 года запустили этот процесс. Такие собрания намеренно не имели заранее объявленной повестки дня и заканчивались потоком заявлений.

Партийная верхушка втянула в этот процесс рядовых членов партии, но вскоре потеряла над ним контроль. В течение года парткомы уничтожали сами себя. Невозможно знать, сколько людей было исключено из партии или арестовано на других предприятиях, но данные по заводу «Динамо» кажутся нам типичными. В апреле 1937 года на заводе «Динамо» из 6 тыс. 991 работников было членов партии — 561 человек и кандидатов — 178. Из партийцев 163 были рабочими. Спустя год в парторганизации было 532 коммуниста и 229 кандидатов. 64 коммуниста были исключены как враги, из них 44 человека было арестовано, и 11 человек восстановлено высшей партийной инстанцией. Кроме того, 18 членов партии было арестовано и затем исключено из партии. Таким образом, из 561 члена партии всего было арестовано 62 человека, или 11%. Хотя данные статистики свидетельствуют о более значительных потерях, эти цифры дают нам представление о царившей в то время атмосфере. В 1937-1938 годах на заводе «Динамо» один за другим сменились три директора: двое были исключены из партии, один арестован. Стенограммы заседаний парткомов показывают, что коммунисты были заняты почти исключительно рассмотрением заявлений, обвинений, предъявлением встречных обвинений и исключением из партии.,[71]

Несмотря на то, что парторганизация постоянно проводила чистки, то, что происходило в 1937-1939 годах, было существенно другим по масштабу, цели, атмосфере и последствиям. Процесс «разоблачения» отличался от прежних чисток тем, что это не было обычным средством борьбы с правонарушениями, пьянством или пассивностью. Также он не был нацелен на коммунистов, выражавших несогласие с политикой партии. Это была охота на «замаскировавшихся» или скрытых врагов, которая велась в постоянно нагнетаемой атмосфере саморазрушения. Раньше исключение из партии не приводило к аресту, если не было совершено уголовное правонарушение. Начиная с 1937 года, аресты и исключения из партии стали неразрывными. Например, было арестовано 69% исключенных из партии на заводе «Динамо». Не всех членов ВКП(б) арестовывали сразу после исключения, некоторым из них удавалось подать апелляцию и восстановиться в партии. Но для большинства исключение из партии предваряло арест или являлось его следствием, сигналом к уничтожению семьи, друзей и товарищей по работе.