– Не скажу. Вы ведь пошлёте туда своих ищеек и станете допрашивать - а значит, и пытать - ни в чём не повинных «еретиков».

– Скажешь, - мстительно проговорил Иероним. - Иначе пытка сейчас будет применена к тебе самому.

Сидящий перед ним костлявый, белобородый гигант усмехнулся и поднял руку. Вся она, от запястья до локтя, была покрыта какими-то белыми полосами.

– Это я сам, - сказал старик, - и много лет назад, и недавно, опускал руки на раскалённое железо. Чтобы доказать господам инквизиторам, что способен не испытывать боли.

– Это так, это так - вполголоса забормотал подобравшийся к Иерониму Марцел. - Неоднократно проверено. Только время зря потеряем, и подвал придётся долго проветривать: горелое мясо так воняет…

– Но откуда… Такая способность… - растерянно спросил глава трибунала, -… ах да, ты же колдун. Бесы тебе помогают.

– И снова ты лжёшь. Мне помогает честная, многолетняя вера в Бога. Точно так же, как она помогла бы и вам, если бы вы были верующие христиане. Но ведь это вы отдали себя бесам. Не нужно спорить со мной, я знаю всё, что вы сейчас скажете. Спорьте со своим сердцем. В каждом сердце, каким бы злодеем не сделался человек, есть искра совести. Она вам скажет, - наедине, когда не будет необходимости притворяться, - что главное дело бесов - мучить людей. Что же вы делаете в своих трибуналах, как не мучаете людей? И кто же вы, если не бесы?

Иероним молчал, и немо сидели, перестав писать, секретари и разночинные работники трибунала.

– И излечивать любые болезни тебе помогает вера в Бога? - спросил, не зная, о чём ещё говорить, Иероним.

– Конечно, - ответил твёрдо старик. - И, заметь, ты спрашиваешь опять же от необходимости притворяться. Внутри же себя ты знаешь ответ. И ты был бы способен спасать и лечить, - если бы только был с Богом. Но ты, - признайся себе, - делаешь дьявольскую работу - и, значит, ты с дьяволом. Вот и получается, что свою жизнь ты посвятил тому, чтобы мучить.

Иероним побледнел, скрипнул зубами.

– Тебя нужно убить, - хрипло проговорил он.

– Ну разумеется, - улыбнулся старик. - Убить. Вполне инквизиторский аргумент в теософском споре. Но как ты думаешь, почему меня вот уже девять лет не убивает Вадар?

– Почему? - машинально поинтересовался Иероним.

Но старик не отвечал. Опустив косматую голову, он грустно смотрел в пол. Длинные костлявые пальцы его теребили край ветхой хламиды.

– Ах, да! - вздёрнул подбородок Иероним. - Ты же лекарь!

– Нет, не поэтому, - грустно сказал старик. - Вадар давно убил бы меня, если б не знал, кем я стану, приняв венец мученика.

– И кем же ты станешь? - не скрывая дрожи, спросил Иероним.

– Полагаю, - задумчиво ответил старик, - что я стану Серым рыцарем. Вечным рыцарем, отыскивающим и уничтожающим таких, как вы. Моя пламенная мечта - иметь возможность спасти тех несчастных, которых вы сжигаете заживо, - не только здесь, в Массаре, а на всех подвластных католичеству землях. И, если бы я принял венец мученика, я получил бы такую силу, что, протянув руку из иного мира, сжал бы сердце Вадара (старик поднял перед собой и крепко сжал свои костлявые цепкие пальцы) и остановил бы его.

Иероним вздрогнул.

– Всесильный Боже! - выдохнул он, торопливо крестясь.

– Глупец, о, глупец! - Старик смотрел на него с нескрываемой жалостью. - Запомни: Бог не всесилен.

– Слушайте!! - вновь завопил, вскочив с места, один из секретарей. - Слушайте! Что он произнёс! Вы слышите?

– Не всесилен! - громко сказал, почти крикнул старик. - Вы, может быть, не заканчивали университетов. Но вы достаточно образованные люди, чтобы знать, что всесильность - это ВСЕ-сильность! Значит, включая и силу Зла! Есть ли у Бога сила Зла? Нет! Бог - есть Свет и Любовь. Никогда в нём не было и тени сил зла. Следовательно, он не всесилен. Это вы, церковники, столетиями поддерживаете миф о всесильности Бога, лишая тысячи душ возможности обогатить себя мыслью о необходимости оказывать Богу возможную помощь! Да, помощь! Не только изживая Зло на Земле, - о нет, не только, это удел лишь обречённых, лишь Серых Братьев, - а просто умножая любовь, учась прощать друг друга, учась терпеть, рисуя картины, возводя прекрасные здания, сочиняя стихи, насаждая сады, воспитывая добрых детей!

Он вздохнул и умолк. И звенящая тишина стояла под каменным сводом пыточного подвала, и лишь палач нарушал её тяжёлым частым сопением.

– Я, например, - вдруг продолжил старик, - полжизни потратил на то, чтобы понять, что самое главное достоинство человека - в умении терпеть и прощать. И ещё полжизни - чтобы научиться этому.

Кто-то за столом натужно закашлялся. Кто-то спросил неподвижно стоящего на своей кафедре Иеронима: «Это писать?»

– Вы тоже, - вновь поднял голову старик, - можете свернуть с вашей чёрной дороги. Любой из вас, сейчас слушающих меня, может обратиться к Свету. Двери ни перед кем не закрыты. Беда в том, что даже если вы захотите уйти, ваш хозяин вас не отпустит. Слишком страшны были ваши дела на этой Земле. И гири на ваших ногах теперь неподъёмны.

– Кто это наш хозяин? - спросил, багровея от растерянности и злости, Иероним.

– Рогатый. Неужели не знаешь?

– Что же это такое?! - не выдержали за столом. - Убить нельзя, пытать нельзя… Как заставить его замолчать?!

– Уведи его в винный подвал! - приказал Иероним палачу, кивая на бесстрастного узника. - Проводи их, брат Гуфий! - И про себя подумал: «Посмотрим, как ты выдержишь дней десять-пятнадцать в камере, в которой можно только стоять!»

Старика увели. Глава трибунала, повернув к столу своё молодое лицо, глубоко вздохнул (было видно, что к нему возвращается самообладание) и размеренно проговорил:

– Не нужно заставлять его молчать. Пусть он говорит.

– Но он говорит то, что мы не в силах позволить!

– Мы позволим. И даже будем поощрять.

– Но зачем?!

– Его обвинения выглядят убийственно правильными. Его логика - безупречна. Мы день и ночь будем читать протоколы его допросов и подбирать против его аргументов - свои. И, если где-то, когда-то появится вдруг настолько же непростой еретик, мы уже будем иметь оружие против него.

Он сошёл с кафедры и, ни на кого не глядя, направился в свой кабинет.

– Главного не разузнал, - негромко, на ходу, говорил Иероним сам себе. - За что его так ненавидит старуха?

В ениамин Солейль, юный аббат, ехал из Рима в Массар. Он вёз буллу Папы о своём назначении заместителем главы трибунала - ещё не зная, что написано внутри этой свёрнутой и опечатанной бумажной трубочки. Вслед за ним ехали трое наёмных убийц, которых послал Вадар для устранения своего очень умного, а потому - очень опасного заместителя. Навстречу тем, кто ехал в Массар, ехали ещё трое - тоже наёмные убийцы, которые отправились отнять жизнь у Вадара. Инквизиция жила спокойной, размеренной жизнью.