Когда щеки обоих мужчин порозовели, веки задрожали, вернулось дыхание, а внутри с новой силой забились сердца, в царском шатре никого не оказалось. Прошло несколько минут и, наконец, Кхай проснулся. Его глаза открылись, и он уставился в потолок царского шатра.

Какую-то секунду он одновременно был двумя людьми: Кхайем из Куша и Полом Арнотом из Лондона. Затем, по мере того, как мир грядущего становился более туманным, воспоминания Арнота отступили. С другой стороны, память Кхайя обострялась и подсказывала ему все детали предательства Манека Тотака!

Кхай резко сел – как раз вовремя, чтобы увидеть, как рядом с ним просыпается Манек. Секунду полководцы смотрели друг другу в глаза, затем светловолосый гигант слетел во своей скамьи и, рыча от ярости, схватил Манека за горло. Он хотел задушить его или просто сломать ему хребет, но вначале решил выяснить ответ на мучивший его вопрос. Слова Кхайя прозвучали, как рычание дикого зверя:

– Перед тем, как умереть, объясни мне: почему ты предал меня?

– Ради Куша! – выдавил из себя Манек.

– Ради Куша? – Кхай ослабил хватку на горло Манека. – Ты что, сумасшедший?

– Нет, не сумасшедший. Но я не допущу, чтобы кемет сидел на троне Куша. Вот и все! А теперь убей меня!

– Что ты имеешь в виду? К чему ты клонишь?

– Ты – любовник Аштарты, не так ли?

Кхай нахмурился еще сильнее.

– Ревность, – наконец разочарованно сказал он.

– Нет! – запротестовал Манек. – Я не ревную.

Мне не нужна Аштарта, но она должна выйти замуж за человека, рожденного и выросшего в Куше!

– Ты дурак! – рявкнул на своего бывшего приятеля Кхай. – Ты же мог уничтожить весь Куш, который так любишь! Где мы сейчас? Это шатер Аштарты?

Тебе лучше рассказать мне все, что произошло с тех пор, как ты передал меня в руки собак фараона.

И говори побыстрее, пока я в самом деле тебя не убил.

Кхай позволил Манеку встать, и они сели друг напротив друга. Затем Манек рассказал все, запинаясь вначале, а потом стараясь побыстрее закончить рассказ, чтобы только развязаться с этим делом. После, они несколько минут сидели молча.

– Манек, – заговорил наконец Кхай, – наши армии ждут в Кемете. – Они ничего не знают о том, что случилось. Никто не знает. Только мы двое. Ты вернешься вместе со мной и поведешь своих людей против Асорбеса или предпочтешь другое?

– Что? – Манек не верил своим ушам. – Мне не нужна твоя милость, Кхай. И что за «другое» ты имеешь в виду?

– Ты останешься в Куше – как предатель.

– Я не предавал Куш! – запротестовал Манек.

– Объясни это кандассе, – Кхай встал. – В любом случае, ты станешь предателем, если не вернешься со мной в Кемет. Твоей армии нужен полководец. Достоин ты их доверия или нет, они пойдут вслед за тобой в ад.

Кхай направился к выходу из шатра.

– Подожди! – Манек вскочил на ноги. – А ты будешь мне доверять, если я пойду вместе с тобой?

– Это твой единственный шанс восстановить свое доброе имя, – проворчал Кхай. – Мне придется тебе поверить.

Манек посмотрел на белый песок, устилающий пол царского шатра, и кивнул.

– Мне хочется обмануть фараона, – заявил он. – В любом случае он не оправдал моих надежд. Предполагалось, что ты никогда не проснешься, а если взглянуть на тебя, становится понятно, что сейчас ты готов к борьбе. Хорошо, Кхай Ибизин, я вернусь к Асорбесу вместе с тобой!

И они вместе вышли из шатра.

Аштарта узнала об успехе путешествия Манека через пространство и время, когда ее разбудили служанки. К тому времени Кхай с Манеком уже впрягли в колесницу пару лошадей, сели в нее и неслись к Кемету. Сзади к колеснице были привязаны еще две запасные лошади, чтобы сменить тех, что впереди, когда они устанут. Воины, сопровождавшие Манека к Аштарте, видели, как два полководца уезжали, и теперь с криками бегали по лагерю кандассы, запрягая лошадей, готовя повозки и колесницы, чтобы последовать за своими полководцами. Через четверть часа все они уехали.

Аштарта не знала, плакать ей или смеяться. Разбудили Имтру. Маг тоже находился в смущении и радости одновременно. Он радовался, что Кхай вернулся к жизни, и чувствовал смущение из-за того, что полководец так быстро уехал, не сказав никому ни слова.

Но у Кхайя были для этого основания. У его воинов почти кончились запасы. Они нервничали. Готовые ринуться в бой, они могли начать ссориться между собой от вынужденного безделья. Да и непонятно было, что замышляет фараон? Какие заклятия шепчут семь черных магов в темном склепе под основанием великой пирамиды? Задержка в Куше даже на несколько минут могла оказаться роковой. Пришлось бы отвечать на вопросы, придумывать ложь.

Но все же именно Манек путешествовал сквозь столетия в поисках Кхайя, чтобы спасти ему жизнь.

Светловолосый гигант был обязан ему своим пробуждением.

Кхай хлестал лошадей, заставляя бежать все быстрее. Потом он обратился к Манеку, перекрикивая стук копыт, грохот колесницы и ветер, бьющий в лицо.

– Манек, – прокричал он, – что ты помнишь из того, другого мира?

– Очень мало. Лишь то, что нашел тебя там. Теперь все это кажется мне сном.

– Сном? – повторил Кхай. – Да, наверное. Мы проснулись. Но у меня есть предчувствие, что впереди нас ждет настоящий кошмар!

* * *

Через два дня, когда солнце начало клониться к закату, Кхай с Манеком добрались до места, где лагерем стояли воины Тотака. Воины, сопровождавшие Манека в лагерь Аштарты, так и не сумели нагнать двух полководцев. Кхай подождал, пока Манек приказывал своим воинам немедленно сниматься с места и двигаться в сторону Асорбеса. Затем Кхай ускакал к своему лагерю. Чтобы добраться туда, ему требовалось проехать через лагерь Гахада Шеббитона, и хотя полководец, несущийся в колеснице, вызвал неистовую радость у людей Гахада, Кхай не остановился.

Встреча, которую устроили Кхайю в его собственном лагере, походила на ту, что устроили Манеку: вожди племен от радости кричали до хрипоты, воины приветствовали его, и несмотря на усталость, настроение Кхайя тут же поднялось, и сердце его наполнилось гордостью. Крики стали громче, когда полководец сообщил, что на следующий день поведет их на штурм Асорбеса.

Отдохнув несколько часов, Кхай принял у себя нескольких рабов, бежавших из Асорбеса. Их было шестеро, все – молодые нубийцы, которые не стыдились, а гордились выжженными на своих лбах анками. Эти знаки были символами угнетения, и рабы собирались выкрасить их в ярко-красный цвет, став солдатами Куша, чтобы все кеметы, увидев их, знали, что пощады ждать не придется. Кхай приветствовал их целеустремленность, но его больше интересовало, как им удалось бежать.

Рабы рассказали, что на второй день после того, как Манек отвез его в Куш, кеметские солдаты снова выдвинулись вперед и заняли первоначальные позиции. Армия Манека им не мешала, и кеметы решили, что теперь преимущество на их стороне. У кушитов не хватало двух военачальников и трети воинов. Равновесие снова склонилось в пользу Кемета. Но до того, как кеметы смогли вступить в бой, Адонда Гомба – старый нубийский царь рабов – поднял в городе восстание. Чтобы подавить восстание, фараону пришлось вернуть часть армии в город. Теперь его воины снова стали занимать начальные позиции. Значит, ситуацию в Асорбесе вновь контролировал фараон.