— Я с вами, — немедленно отозвалась вампирша, мучительно соображая, в какое бы безопасное место пристроить Кровь — Если бы не Анет, то меня бы не было в живых, а мой народ очень скоро накрыло бы безумие. Я не могу вам не помочь. К тому же, мне не нравится, когда мужики обижают женщин.

— А когда наоборот? — не смог сдержаться Дерри.

— А наоборот, бывает даже интересно, — сверкнула хищной улыбкой красавица и почему‑то покосилась в сторону покрасневшего следящего.

— Я думал, ты спешишь? — согнал с лица усмешку Лайтнинг. — Если у тебя долг перед народом, я не могу тебя задерживать.

— Спешу, но камень при мне, а значит, все нормализовалось. Еще день погоды не сделает. Проблемы начались бы месяца через три.

— Почему?

— Странный ты, ксари! — хмыкнула Льрисса, так и не решив, что делать с артефактом. — То бежишь сломя голову и вопишь, что времени нет, то готов разинув рот слушать вампирские легенды. Ты уж определись, что тебе важнее.

— Каркал! Ты, безусловно, права, но потом, когда мы все же организуем этот клятый прощальный ужин, ты мне расскажешь!

— Уверен, что достоин?

— Ну не я, так Анет, — не смутился Лайтнинг, когда еще представится возможность узнать секреты вампиров?

— А Анет и так знает.

— Вот ведь, какие вы! — в сердцах бросил ксари и заспешил к ходу.

Все пошло не так как нужно. С самого начала. Прав Ранион, как не печально, но прав. Глупо было пороть горячку, получилось сделать только хуже. И Ольге не помог и сам влетел.

Неприятности начались с того момента, как следящий отказался выпускать его из дома до прихода Адольфа. Будто у него или заносчивого болотного тролля есть на это право? Да кто они такие, чтобы что‑то запрещать герцогу Нарайскому? Пришлось изворачиваться, хитрить, совершенно неподобающим аристократу образом, и как ни печально, подло вырубать своего охранника. Дальше тоже все пошло не по плану: Стикур предполагал, что имя герцога Нарайского, хоть что‑нибудь стоит, оказалось, что нет. Для этих людей слово «закон» просто не существует. Как только Лайтнинг мог существовать в подобном обществе столько лет? Это стая, в которой выживает лишь сильнейший, впрочем, и высшее общество — такая же стая. Только вот Стик привык быть одним из вожаков, которого боялись и уважали. Демонстрация силы давно уже была не нужна, обычно хватало имени и слов, но не здесь. Его скрутили, словно подзаборную шавку, не обращая внимания на предъявленные регалии и обещания расправы и утащили в подвал дома. Только тогда парень понял, насколько все серьезно, выпускать обратно его не собирались. Поэтому охранников Дениса и не волновал его статус, хоть герцог, хоть граф, хоть сам Корвин Арм‑Дамашский — без разницы. Нет человека — нет проблемы.

Стикур осторожно приоткрыл заплывшие глаза и попытался сфокусировать взгляд хоть на чем‑нибудь. Не получилось, то ли в камере было слишком темно, то ли опухшие веки не хотели приподниматься. Связанных над головой рук, герцог практически не чувствовал, только какой‑то жуткий огненный сгусток от локтей, к тому месту, где по идее должны быть запястья и кисти. Все тело болело, значит по крайне мере, было живо. Били Стика долго и со вкусом, потом, кажется, не только били, но подробности истязаний он не запомнил. В память врезалось только надменное лицо Дениса, огонь и обещание, что он, Стикур, еще будет кричать и молить о пощаде. Герцог только плюнул в нахальную физиономию, не подозревая, насколько бывший жених рыжей прав. Ненавидя себя за слабость, Стик орал и просил о пощаде, а потом привели Олю и заставили смотреть. От этого унижение было значительно более сильным. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, только вот мольбы и обещания сделать все, ради его спасения были слышны. Уши заткнуть возможность не подвернулась.

Это он должен был ее вытащить, а не она обещать своему жениху всякие мерзости. Впрочем, Денис на причитания Оли обращал мало внимания, заявив, что и так получит все сполна. И пытки возобновились, время и пространство перестало существовать, остались только боль и отчаяние. «Только бы быстрее умереть, — крутилось в голове, — быстрее бы все эти мучения закончились». Невозможно терпеть, горло дерет от крика. Кажется, голос пропал совсем, по крайней мере, вместо вопля вырывался лишь хрип. И уже все равно, что больше не будет ничего. Не имеет значения, что Ольга останется здесь. Стало безразлично, что с ней случится. Главное, чтобы боль отступила. Наверное, он слишком слаб, он не может вынести. Не хочет терпеть. Кажется, он обещал, что отдаст все состояние в обмен на прекращения пыток, и Денис со смехом согласился, но боль не прекратилась. Палач с усмешкой сказал, что вернется к этому вопросу чуть позже, чтобы у Стика не возникло соблазна, что‑либо утаить.

Потом, он, кажется, отключился и очнулся в тишине и темноте. Не было ни мучителей, ни Оли. Если увидеть девушку герцог уже не рассчитывал, то в том, что Денис вернется, не сомневался. «Может меня найдут? — тоскливая надежда попыталась просочиться в сердце, но голос разума тут же невозмутимо ответил. — А кто? Тебя всегда готовы были прикрыть твои солдаты, которым сейчас никто не отдаст приказ. Дир — его нет в живых и Дерри — о его судьбе не известно. Ты — один, и никому не нужен, ты сдохнешь здесь, тогда когда этого захочет Денис. Ты ничто, слабая жалкая тварь, стонущая от боли и вымаливающая пощаду!»

Когда с грохотом открылась дверь в камеру, Стикур даже не повернул голову. Зачем? Смысл?

— Стик? — голос Оли казался невозможным диким сном. Обманом. Поэтому парень плотнее прикрыл глаза, не желая расставаться с иллюзией. — Эй, очнись! Очнись, мы сейчас тебя освободим.

Слова трудно доходили да ушедшего в глухую защиту сознания. Молодой человек испуганно дернулся в сторону, когда чьи‑то руки коснулись изувеченного лица. Все это — сон, не правда.

— Быстрее, — еще один голос герцог не смог узнать. Он тоже был женским, но незнакомым. Сильным и властным. — Скорее снимай его. Ключ‑то подходит?

— Вроде бы? — герцог сквозь мутнеющее сознание отметил, что Оля плачет. По крайней мере, всхлипывания были значительно внятнее, нежели речь.

— Чего тогда медлишь, открывай, быстрее, ты, что не видишь, в каком он состоянии? Чем быстрее мы его отсюда заберем, тем для него же лучше. Торопись!

— Не могу, его руки… да и вообще, он не сможет стоять! — всхлипывания переросли в рев.

— Открывай быстрее, кому сказано, — говорившая злилась, Стиркур испуганно сжался, ощутив холодную ярость. Страх сковал мышцы, а потом снова вернулась боль. Такая сильная и яркая, что герцог потерял сознание и осел на пол. Он уже не чувствовал, как его падающего подхватили не человечески сильные руки.

— Хватит ныть, — буркнула Льрисса, с трудом взваливая себе на плечи, тяжелое окровавленное тело. — Ноющая подружка светловолосой принцесски, раздражала, пожалуй, даже сильнее, нежели сама Анет. Нашла на свою голову мразь. С каким удовольствием Льрисса разорвала на куски этого мерзавца, оттащив от слабо сопротивляющейся жертвы. Даже кровь пить не стала — побрезговала. И зря, теперь вид открытых ран герцога выводил из себя, и настроение портилось. Истерзанный парень был красив, беспомощен и весь в крови — все, что может желать вампир. Такому соблазну сопротивляться очень сложно. В коридоре практически не осталось сообщников Дениса, а те, что были, стремились как можно быстрее уволочь ценности и картины из дома бывшего хозяина и незаметно сбежать, смешавшись с людьми Адольфа. Как только стало понятно, что Денис мертв, его люди прекратили сопротивление. Они были наемниками и, когда погиб их наниматель, предпочли смотаться, как крысы с тонущего корабля.