Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я все равно ее увижу! Может быть, ночью.
– Мне твое желание понятно… – Дрозд задумался. – Ну, раз хочешь… как говорится, о чем базар, – сказал он спустя некоторое время; и добавил, как-то странно ухмыляясь: – Проведем разведку боем.
От этой улыбки – вернее, оскала – у Андрея побежали мурашки по коже.
Что такое интуиция? Трудно сказать. Как ни объясняй, все равно ничего понять нельзя. Есть такое чувство – и все тут. В умных книгах об этом явлении пишется примерно так: интуиция – это способность постижения истины без доказательств.
Пришла тебе в голову какая-нибудь нелепица, думаешь, что такого просто не может быть, а внутренний голос, этот беззвучный вестник интуиции, капает и капает на мозги: ни хрена подобного, все, о чем ты сейчас размышляешь, должно случиться; или уже случилось.
И чем бы ты ни занимался, куда бы ни шел, а интуиция поворачивает тебя совсем в другую сторону – туда, где, по идее, тебе совсем делать нечего.
Так и я: вместо того, чтобы заниматься делами фирмы и другими, совсем уж неприятными вопросами, связанными с Анубисом и молодчиками, которые нацелились на мой магазин, я пылил в сторону заброшенного крематория, к Мазаю.
О нем я почему-то вспомнил, едва продрал глаза. Наверное, потому, что похмельный синдром часто навевает воспоминания о событиях такого же порядка, произошедших ранее.
А мы с Мазаем во время нашей последней встречи надрались до чертиков. И естественно, на следующее утро я был остекленевшим и с больной головой.
Конечно, сегодня мне было значительно легче – если не считать болевых ощущений после схватки с Анубисом, все еще напоминающих о себе во время резких движений. Этот гад все-таки умудрился достать меня несколько раз.
Но мозги, которые должны были, по идее, заниматься продуктивным трудом, начали выдавать на-гора разные фантастические домыслы. И бомж Мазай неизвестно по какой причине занимал в этих интуитивных бреднях главенствующее место.
Я почему-то был уверен, что с ним что-то случилось. И эта уверенность крепла во мне с каждым километром, убегающим назад мимо окон моей машины.
Когда до крематория осталось не более пяти километров, я от нетерпения начал ерзать на сидении, будто оно было утыкано иголками. Волнение все усиливалось, и я, вместо того, чтобы подъехать по уже знакомой дороге прямо к зданию крематория, совершенно спонтанно свернул в посадку.
Загнав машину вглубь лесополосы, я едва не бегом начал обходной маневр. Я хотел подойти к зданию крематория сбоку.
Я знал, что там находилось люк, через который Мазай спускал в подвал тяжелые мешки с овощами и фруктами, собранными на полях и в садах, а также разнообразный скарб, найденный бомжем в брошенных квартирах. В принципе, он не был ленив до безобразия, но не хотел таскать тяжести по ступенькам и подвальному лабиринту.
Вот и не верь интуиции… Укрывшись за толстым древесным стволом, я наблюдал за козырным "джипом", стоявшим у парадной двери крематория. (Это если говорить высоким стилем, потому что дверное полотно сперли неизвестно когда). Возле машины околачивался хмурый тип с квадратной башкой и низким лбом дегенерата.
И он был вооружен – под полой длинного пальто угадывались очертания автомата. В общем, здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты…
Итак, у Мазая "гости". Что они прибыли сюда не ради дружеских лобызаний, я мог бы поспорить с кем угодно и на что угодно.
Но какая причина заставила братву съехать с хорошо укатанного асфальта на ухабистую дорогу, ведущую к промежуточному полустанку между жизнью и местом вечного покоя?
Вопрос… Но думать над ним было недосуг. Мне светили два варианта: или рвать когти, пока трамваи ходят, или ввязаться в совершенно безнадежное мероприятие.
Я с досадой тихо чертыхнулся: ну что тебе стоило, остолоп, прихватить на работу "пушку" Анубиса!? А теперь что делать – швыряться камнями, этим классическим оружием пролетариата, и кричать "Свободу Мазаю"?
Блин! Вечно жизнь подсовывает мне задачки не для среднего ума…
Уехать можно и даже нужно, если поступить рассудительно и мудро. Но когда я отличался этими качествами? Что-то не припоминаю.
А если учесть, что братва в подвале сейчас, скорее всего, изгаляется над Мазаем, к которому я испытывал добрые чувства, то можно понять, почему мои ноги понесли меня сами в направлении "грузового" люка.
Можно было пойти и напролом. Но это уже чистое безумие. Дегенерат с автоматом может поднять шум и тогда меня ничто не спасет.
Ко всему прочему, в моей душе теплилась надежда на то, что все-таки Мазай просто беседует с кем-то из "крутых". И не грех было подслушать, о чем идет речь. Ведь я знал Мазая поверхностно, а что там у него под оболочкой – поди угадай.
Люк закрывался просто – он был привязан медной проволокой. Она оборвалась легко, и я спрыгнул в подвальное помещение, заваленное разным мусором.
Немного освоившись в темноте, я стал на расчищенную Мазаем дорожку, и осторожно двинулся на звуки голосов. Я старался идти тихо, но это было сложно.
Сначала я нечаянно пнул ногой консервную банку, но, на мое счастье, она лишь зашуршала по тряпью и обрывкам газет. А потом мой лоб попробовал на твердость какой-то столб или колонну.
Я беззвучно взвыл и вспомнил кое-какие нехорошие слова. Но этот эмоциональный всплеск длился недолго.
Голоса за стеной зазвучали громче, а затем послышался хриплый вскрик и протяжный стон.
Жалеть себя и стенать было недосуг. На цыпочках я поспешил к проему, откуда сеялся бледный свет.
Хорошо, что путь туда был свободным от разных предметов.
Картина, которую я увидел, подтвердила мои самые худшие предположения. Раздетый до пояса Мазай был подвешен за руки к толстому пруту арматуры, торчавшему из полуразрушенной балки перекрытия. Возле него стояли двое, по наружности – "быки". Мне они были не знакомы.
Мазая пытали. Я сначала не понял, откуда в его жилище такой яркий свет. Но потом сообразил: бандиты принесли с собой мощный электрический фонарь и водрузили его на ящики у порога.
Дверь в оборудованную Мазаем комнату была открыта, и я со своего места видел только часть жилища. Не исключено, что там есть еще кто-то, подумал я вскользь. А сам осторожно двинулся к освещенному прямоугольнику, в глубине которого, как на экране, разворачивались трагические события.
Мазая пытали раскаленным железом. Судя по окровавленному торсу, его сначала резали ножом, но потом, убедившись в неэффективности этого метода, решили применить другой, более действенный.
Я однажды попал в подобную ситуацию. И не могу похвастаться, что я выглядел геройски. Когда к телу прикасается раскаленный докрасна железный прут, хочется немедленно выпрыгнуть из собственной шкуры и вознестись на небеса.